Она вдруг встрепенулась. А если это Фомин вчера ночью нарезал круги вокруг дома. Влюбился в нее вчера днем, узнал, где она живет, и давай клинья подбивать!
— Да Фомин только вчера появился, — в раздумье проговорил отец. — А нам уже лет двадцать никто не угрожал.
— А раньше? — спросила Майя.
— Что раньше? — Отец настороженно глянул на дочь.
— Раньше угрожали?
— Кто мог нам угрожать?
— А почему мы здесь?
— Где здесь?
— Почему мы из Москвы уехали? Все в Москву едут, а мы из Москвы!..
— Потому что здесь теплей.
— А почему я в Москве не была?
Майя не раз уже задавалась этим вопросом и ни разу не получила на него исчерпывающий ответ. Отец рос и воспитывался в детском доме, родных у него нет, но у мамы родители в Подмосковье, живут себе где-то в Подольске, а навещать их почему-то нельзя. Сами-то они, бывает, приезжают, в прошлый раз все лето гостили, а к ним в гости почему-то никогда не ездили.
— Замуж выйдешь, поедешь в свадебное путешествие, — немного подумав, сказал отец.
— А если я учиться в Москве хочу?
— Учиться?! — Отец насмешливо вскинул брови.
Майя стыдливо отвела взгляд. Не лежала у нее душа к учебе, агротехникум в следующем году окончит, и на этом все. Она же не Любка Вальчихина, которой свет без учебы не мил. Да и не нужно ей высшее образование. Бухгалтерский учет она худо-бедно освоит, а работать и у отца можно. А если еще два хозяйства в одну артель объединятся, Майя финансовым директором станет.
— Давай не будем чушь городить. У нас все в порядке и никто нам не угрожает.
— Ну хорошо…
— Что Фомин делать собирается? — спросил отец.
— Ничего, — вздохнула Майя.
Не будет сегодня романтической прогулки под луной, не хочет Фомин с ней гулять.
— А как же убийство Берты? Разве это не угроза?
— Сказал, что убийство собаки случайность.
— Он и сам случайность, — усмехнулся отец, думая о чем-то своем.
— Это как?
— А так, не должен он быть здесь.
— А где он должен быть?
— Где должен быть… В Москве должен быть. Его из столицы к нам принесло. На понижение… Майором, говорят, был…
— Майором?!. — Майя не смогла сдержать удивления.
Фомин и для «капитана» выглядел молодо, а для «майора» тем более. А он, оказывается, уже носил погоны с двумя просветами как у Помидорыча.
— Разжаловали его.
— За что?
— Не знаю. Пока не знаю… — Отец отвечал на ее вопросы, но разговаривал как будто с самим собой. И вдруг спохватился: — А тебе что, интересно?
— В какой-то степени, — Майя отвела взгляд в сторону.
— В какой такой степени. — Отец проницательно смотрел на дочь и хмурился.
— Ну чего ты пристал? — возмутилась девушка.
— Та-ак! — медленно кивнул отец, как человек, получивший ответ на свой вопрос.
И этим вогнал Майю в краску. Уж не подумал ли он, что его дочь влюбилась?
— Вот только не надо!
— Вот и я говорю, не надо!.. Не нужен тебе этот Фомин!
— И не нужен! — согласилась Майя.
— Все, давай в дом! — Отец кивком указал на ворота.
— Не хочу я домой! Мне к Оксанке надо!
— Все, все! Домой я сказал!
Сколько помнила себя Майя, отец ни разу не поднял на нее руку. Голос повышал, однажды даже обматерил, но чтобы ударить, никогда. Зачем ему бить, когда у него взгляд как у тигра в дикой природе. Глянет, и мурашки по коже. Если сказал нет — значит, нет. А начнешь упираться, хуже будет.
— Ну, домой так домой, — вздохнула Майя.
В таких случаях, главное, не брыкаться. Будешь умницей, отец оттает и, возможно, уже сегодня отпустит гулять, причем на ночь глядя.
Глава 5
Солнце только клонилось к закату, но большая часть двора уже в тени — спасибо высоким пушистым тополям. Плохо только, что пух от них летит, нос щекочет. У Леры аллергия на пух, но, увы, страдает она от него не здесь, а в Москве. Здесь только слышен ее голос по телефону.
— Да как дела, тихо здесь, спокойно. Жарко!
— А у нас дождь завтра обещают. — Голос у Леры чистый, нежный, как ручеек журчит, слушать ее одно удовольствие.
— Ау нас не обещают. Приезжай, на солнышке поваляемся.
— Ты же знаешь… — вздохнула она. — Да и работа у меня.
— Работа…
Леру осудили за врачебную ошибку. Да, виновата, назначила неправильное лечение, больной едва не отправился на тот свет. Но кто же знал, что за одним диагнозом скрывался другой, более страшный. А Варшавин раздул из мухи слона, показав, насколько маленький человек уязвим перед законом. Так показал, что Лера чихнуть без его дозволения боится. И в больницу как на Голгофу ходит, страшно ей.