— Да. Тут ему почти семнадцать.
— Скажите, а как к вашему сыну относились в армии?
— Нормально. Валерка его не выделял. Наоборот, шпынял в десять раз чаще и сильнее, чем других. Говорил: они первый день в армии, а ты в ней рос. Я хотела, чтобы сын в другой роте служил. Боялась, что начнутся разговоры: «У папаши под крылышком» и так далее. Нет, Валерка настоял на своем. Сказал: «В другой роте командир все равно будет знать, что Лешка — мой сын, станет по-дружески опекать, щадить. Я не хочу, чтобы парень рос слюнтяем». Вот так.
— А Валерий Яковлевич сильно переживал гибель сына? Я имею в виду, в чем это проявлялось?
— Ни в чем. Во всяком случае, я этого не заметила. Хотя мы мало общались после Валеркиного выхода из больницы. Всего два или три раза. Он был такой... озабоченный, что ли. Торопился с разменом.
— Почему?
— Понимаете, Валерка почему-то решил, что кто- то из его солдат еще жив, и хотел вернуться за ними. Когда его нашли, он был без сознания. Осколок в голове, три пули. Что-то там еще с внутренними органами. Я не запомнила, как это называется. Когда пуля с близкого расстояния ударяет в бронежилет...
— Динамический удар, — подсказал Беклемешев.
— Да-да. Что-то такое. Большая кровопотеря. Врачи в Бурденко сказали, что Валерка не вытянет. Он был даже больше чем мертв и, конечно, никак не мог знать, остались в живых его солдаты или нет. Понимаете? Физически не мог. Я пыталась ему это объяснить. Бесполезно. «Я знаю» — и все. Еще сказал, что если офицер бросает своих солдат, то это не офицер, а, простите, г...о. Иногда мой бывший муж становился очень упрямым. До идиотизма.
— И что же дальше?
— Он продал отцовскую квартиру и уехал туда. Месяца через три вернулся. Бледный, оборванный, истерзанный какой-то, замученный. Больно было на него смотреть. Я за это время нашла вариант размена. Мы все оформили, Валерка тут же продал новую квартиру, уехал, и больше я его не видела.
— Он не звонил? Может быть, кто-нибудь из знакомых что-то о нем знает? — Беклемешев продолжал рассматривать человека на карточке. — Слухи, возможно, какие-нибудь до вас доходили?
— Да разное говорили. Разное. Знаю точно, что он искал своих солдат. Это у него превратилось в манию. Один офицер из знакомых мужа, — Светлана Алексеевна кашлянула, поправилась, — нового мужа, рассказал, что встретил Валерку где-то под Серноводском. Он там договорился каких-то солдат выкупать. Чеченских.
— Под Серноводском?
— Там временно дислоцировалась одна из частей ОМОНа. У них кто-то видел пленных. Валерка ездил выяснять, — Светлана Алексеевна вздохнула, потерла лоб. — Какая-то жуткая история.
— Скажите, Светлана Алексеевна, как, по-вашему, мог бы Валерий Яковлевич организовать теракт?
Женщина прищурилась:
— Вы теоретически спрашиваете или имеете в виду какой-то конкретный случай?
— Вполне конкретный, — ответил Беклемешев. — Сегодняшний захват двухсот двадцати заложников и Останкинской телебашни. Вы уже видели, наверное? По всем программам только об этом и говорят.
— Нет, — покачала головой женщина. — Я почти не смотрю телевизор. Предпочитаю книги.
— И все-таки?
— Вообще-то, подобные поступки в характере моего мужа, но я уверена, что это не он.
— Почему вы так думаете?
— Видите ли, голубчик, Валера в семейной жизни, конечно, трудно переносим, но он — офицер в лучшем смысле слова. Как говорится, до мозга костей. Дай бог нашей армии, чтобы в ней все офицеры были такими, как он. Так вот, Валера никогда не опустился бы до использования гражданских лиц в качестве «живого» щита. Особенно если там женщины и дети. Для него подобный поступок столь же противоестествен, как для вас... ну, я не знаю... хотя бы щипать траву с клумбы. Абсолютно исключено.
— Может быть, в качестве мести за сына?
— И в качестве мести за сына тоже. Гибель солдата в бою предполагается изначально. В любой, даже самой лучшей армии случаются потери. Война есть война. Валера это понимает.
— Его взгляды могли измениться за последний год.
— Могли, но не настолько.
— А если не в качестве щита, а, допустим, в качестве сдерживающего фактора?
— Наверное, мог бы, но только сперва он обезопасил бы заложников на тот случай, если «сдерживающий фактор» не сработает.
— Понятно. Скажите, зачем ему могут понадобиться деньги?
— Деньги? Голубчик, а зачем вообще нужны деньги?
— Я говорю о выкупе. Десять миллионов долларов.
— Террористы потребовали выкуп? Тогда это точно не Валера. Ради денег он не стал бы затевать ничего подобного. Мой бывший муж хорошо знает, что такое офицерская честь. Именно поэтому он и ходил в капитанах, когда его одногодки уже нацепили майорские, а то и полковничьи погоны. Это, заметьте, при отце-генерале.