— Думай что хочешь, но денег нет.
Водитель ухмыльнулся и осуждающе покачал головой:
— Во сучара! «Мочить» таких надо.
Семеруков закрыл рацию рукой, зашипел яростно:
— Заткнись! Тебя, «шестерка» дешевая, никто не спрашивает! — И снова к микрофону: — Воробьев! Пойми, ты не уйдешь оттуда! Если, конечно, я тебе не помогу. — Молчание. — Слушай, в башне их люди! Я могу назвать тебе, кто они, но ты отдашь мне деньги. Годится так? — Молчание. — Забирай бабки и уходи прямо сейчас! Всем вам не спастись. Уже довольно темно. Бросай к е...е матери своих щенков и уходи! Мы поделим бабки пополам! Десяти «лимонов» хватит нам обоим! Ты ведь таких денег отродясь в руках не держал. По пять каждому, идет? — Тишина. — Воробьев, ты меня слышишь? Воробьев, сука, ответь!
Молчание. Евгений Павлович зло выматерился. Все кончилось. Его надежды на сладкую жизнь развеялись как дым. Воробьев его обманул, словно дешевого фраера. Но если этот ублюдок капитан думает, что можно подставить Семерукова и уйти безнаказанно, а потом, сидя в кабаке и глуша с «телками» водку, посмеиваться, то он ошибается. И эти... благодетели, мать их. Думали, сделают из него козла отпущения? Ну уж нет. Не выйдет.
Семеруков протянул рацию охраннику:
— Настройся на ментовскую волну.
— Зачем? — не понял тот.
Евгений Павлович хлестнул его по лицу:
— Делай, что говорят!
— Хорошо, шеф. — Охранник взял рацию, пощелкал тумблером настройки, отыскал нужный канал. — Пожалуйста, шеф.
Семеруков взял передатчик, помедлил секунду, вдавил клавишу: .
— Кто меня слышит? Кто меня слышит? Ответьте!
— «Пять-ноль один», слышу вас. Кто говорит?
— Это неважно. Слушай внимательно и запоминай: террористы собираются уходить из башни при помощи парашютов. Как понял?
— Понял вас! Террористы будут прыгать с парашютами! Кто говорит?
— Не важно. Слушай дальше. Их двадцать человек, заправляет всем капитан Воробьев. Слышишь меня?
— Слышу отлично!
— За всем этим стоит...
Внезапно со стороны двери послышался странный шипящий звук. Словно выпустили воздух из велосипедного насоса.
Передатчик вывалился из разжавшихся вдруг пальцев Семерукова и шлепнулся на пол. Евгений Павлович, с дырой в виске, завалился головой на спинку переднего сиденья. Анатолий Анатольевич, держа в обеих руках пистолет с глушителем, развернулся всем корпусом к охранникам и нажал на курок еще дважды, уложив обоих наповал.
Водитель обернулся, сообразил, в чем дело, и сунул руку за отворот пальто. А советник уже ловил на мушку его коротко стриженный затылок. Тот понял, что не успеет достать оружие, закричал, и в этот момент девятимиллиметровая пуля разнесла ему голову. Бурые капли повисли на лобовом стекле. Водителя швырнуло на рулевое колесо.
Анатолий Анатольевич торопливо сунул пистолет в руку одному из мертвых охранников, потянулся за рацией.
— Ответьте «пять-ноль первому»! Что у вас происходит? Эй! Вы меня слышите?
Анатолий Анатольевич взял передатчик, нажал клавишу:
— Слышу, «пять-ноль первый». За всем этим стоит Евгений Павлович Семеруков.
— Понял вас! Кто...
Советник отключил рацию, набрал новый код:
— Путник-1? Это я. Все сделано. Мой шеф скоропостижно скончался.
— Хорошо, — ответил Путник. — Теперь бери деньги и уезжай из страны. Искать тебя никто не будет. Мы об этом позаботимся. Но учти, появишься здесь когда-нибудь — умрешь. Понял?
— Понял.
— Все.
В эфире возникли помехи. Анатолий Анатольевич бросил передатчик на землю и наступил на него каблуком. Ударил. Сильнее, еще сильнее, пока плоский черный «пенал» не превратился в обломки.
Затем Анатолий Анатольевич забрался в салон, осторожно, чтобы не запачкаться кровью, достал кейс с деньгами, посмотрел на мертвого Семерукова и прошептал:
— Знаете, Евгений Павлович, какого человека можно назвать ущербным? Неосведомленного идиота.
Советник выпрямился, захлопнул дверцы «Мерседеса» и зашагал по Хованской, через дворы, к ВВЦ. В кармане у него лежал билет на ночной рейс. До Рио. Первым классом, естественно.
20:21. Театральная площадь
Беклемешев еще ни разу в жизни не бывал за кулисами. Честно говоря, его путешествие через театр с трудом можно было охарактеризовать подобным образом. На сцену они так и не попали. Прошли под ней. Наверху топотали, слышались отчаянно громкие голоса, периодически переходящие в крик.
— Спектакль идет, — пояснил человек, к которому приехал Беклемешев.
Федор Владиславович Гуртовой оказался личностью весьма колоритной. На вид ему можно было дать лет шестьдесят пять — семьдесят, хотя на самом деле только перевалило за пятьдесят. Внешне Гуртовой очень напоминал Карла Маркса. Он являлся обладателем шикарной, густой, совершенно седой бороды и такой же шевелюры. Низенький, плотный, бледный, но очень подвижный, Федор Владиславович выкатился к служебному входу, осведомился быстро, с нажимом: