— Знаешь, что я хочу предложить? — Задорожный посмотрел в окно и обернулся к Дружинину. — Давай устроим выходной день и поедем за город. Ты бери свои книжки, а я возьму краски и буду рисовать… Проведем день в лесу около реки, ландышей нарвем, рыбы наловим. Расстанься хоть на час со своими чертежами, прямо житья от них не стало!.. Поехали, Алексей Алексеевич, а?
Дружинин отрицательно покачал головой.
— Поезжай один, Петро. У меня неважное настроение.
Дружинин замолчал и задумался, глядя на стоявшую перед ним тарелку с яичницей.
— Не понимаю, над чем ты раздумываешь, — сказал сердито Задорожный. — Обыкновенная яичница с салом. Ешь скорей. Хочешь — вина принесу, чтобы аппетит был лучше. Позавтракаем и поедем. Ну, хорошо?
— Если бы вином можно было помочь делу, я бы целое море выпил! — Дружинин невесело улыбнулся. — К сожалению, это средство не всегда действует. Уменья убеждать оно мне не прибавит…
— Опять!.. — с сердцем воскликнул Задорожный и всплеснул своими короткими сильными руками. — Опять ты вспомнил этого Хургина, чтоб ему ни дна, ни покрышки!
— Что поделаешь! Приходится…
— Да плюнь ты, наконец, на него, Алексей Алексеевич! Я о нем больше и слушать не хочу. Не понял он тебя — и не надо, ему же хуже будет.
— Нет, Петро, ты этих дел не понимаешь, — прервал приятеля Дружинин. — Я сам во всем виноват. Понимаешь, я один, и никто больше…
— Как это ты один? Ни в чем ты не виноват.
— Мне нехватило убедительности. Всякое большое дело граничит с фантастикой. Если его не обосновать по всем статьям, оно может показаться бредом. Примерно так получилось и у меня. Настоящего проекта еще нет, а верить мне на слово никто не обязан. Шум и скандал только повредили делу.
Звонок прервал грустные слова Дружинина. Задорожный вышел. Он вернулся с пачкой газет и протянул товарищу синий конверт.
— Смотри, кто нас вспомнил. Николай Ильич Казаков.
Казаков был во время войны командиром дивизии, а затем армии, в которой служили Дружинин и Задорожный. Оба его хорошо помнили.
Письмо было короткое. Казаков писал, что с трудом узнал адрес Дружинина, спрашивал, как его здоровье, и говорил, что был бы рад его повидать. Затем Казаков просил Дружинина зайти к нему, чтобы поговорить о делах. Он хотел предложить Дружинину место главного инженера по строительству на любом из предприятий Треста тяжелых элементов на Дальнем Востоке.
Это было лестное предложение. О таком Дружинин до войны мог только мечтать. Стройки треста были огромные с десятками тысяч рабочих, мощной новой техникой и многомиллионными бюджетами. Даже в Советской стране было не слишком много предприятий, предоставлявших строителю такую возможность развернуться.
— Вот и отлично! — обрадовался Задорожный, прочитав письмо. — Я думаю, что здесь из меня художника все равно не выйдет. Поедем лучше на Дальний Восток, я там буду рисовать все, что захочу. Море, китов, тигров, охотников… Всю жизнь хотел попасть в те края. Уедем от твоих ученых, Алексей Алексеевич!
— Неужели ты думаешь, что я брошу начатое дело? Спасибо Николаю Ильичу, но не могу принять его предложения.
Задорожный собрался что-то ответить, но з этот момент раздался настойчивый звонок.
— Не вздумай только кого-нибудь впустить, — предупредил Дружинин.
Задорожный отсутствовал довольно долго. Из передней доносился его голос, громко уверявший, что Дружинина нет в Москве, и затем какой-то неопределенный шум. Наконец дверь хлопнула, и Задорожный, отдуваясь, вошел в комнату.
— Какой-то Уключников или Клюключников! — со смехом пояснил Задорожный. — Он пытался проникнуть к тебе силой. Здоровый парень, но отстранить меня ему не удалось, — не без самодовольства добавил Задорожный.
— Как ты сказал, Уключников? — встрепенулся Дружинин. — Каков он из себя?
Задорожный указал через окно во двор:
— Вот он, подходит к воротам.
Дружинин выглянул в раскрытое окно и увидел кандидата технических наук Ключникова, угрюмо выходившего на улицу.
— Мне положительно не везет с учеными, — сказал Дружинин. — Ключников — это единственный посетитель, который меня интересовал.
— Видимо, он хотел свести с тобой счеты. Не жалей. Я очень рад, что его выставил, — авторитетно сказал Задорожный.
— Что он говорил? — спросил Дружинин.
— Мы больше толкались, чем разговаривали, — усмехнулся Задорожный. — И потом, он заикался, его трудно было понять. Он сердился, поминал какого-то профессора. Наверно, хотел потребовать извинения за то, что ты там натворил, и сказать, что иначе профессор поставит вопрос официально.
— Что же, скорей всего так, — согласился Дружинин. — Видимо, на ближайшие пять лет вход в институт мне заказан.
Глава десятая
Американская корреспондентка
Дружинин сел за работу и попытался сосредоточиться, но раздался новый звонок. Задорожный пошел открывать двери. В комнате появилась элегантная дама в короткой светлой кожаной куртке и с огромной сумкой из такой же кожи.
Дама ловко миновала растерявшегося Задорожного и уверенно направилась к Дружинину, которому оставалось только подняться и приветствовать гостью легким поклоном.
— Я так и знала, что вы дома, профессор, — сказала она непринужденно. — А он говорит, что вас нет. Разве можно обманывать женщину? — Дама обернулась, бросила обольстительную улыбку, в сторону Задорожного и продолжала, быстро и деловито окидывая взглядом комнату и письменный стол Дружинина: — У меня небольшое, но важное деловое предложение. Я не отниму у вас много времени, профессор…
Она говорила по-русски почти без акцента. Иностранку выдавала в ней главным образом манера держаться.
— Я вряд ли смогу быть вам полезным — я не профессор, — вежливо заметил Дружинин.
— О нет, для моих американских читателей вы — профессор, мистер Дружинин! Моя первая статья так и называлась — «Русский Прометей — профессор Дружинин». Она имела огромный успех. Газета шла нарасхват. Теперь нужна новая статья. Наша газета — одна из крупнейших в Соединенных Штатах. Она может… — Туг дама сделала паузу и снова окинула глазами комнату, видимо оценивая ее обстановку.
— Что может? — опросил Дружинин уже менее вежливо.
— …предложить вам гонорар — тысячу долларов.
— Это ни к чему. Я никогда не был журналистом. И не собираюсь им становиться.
— Полторы тысячи, — сказала дама невозмутимо.
Дружинин отрицательно покачал головой.
— Вам достаточно подписаться под стенограммой вашей речи, которая у меня с собой, — продолжала дама. — К этому мы приложим вашу фотографию и мою новую статью. Редакция все расходы берет на себя, мы не останавливаемся перед затратами.
— Меня это не соблазняет, — ответил Дружинин, живо представляя, что сделает из стенограммы и как распишет его самого эта энергичная дама.
— Две тысячи! Мне кажется, вы могли быть сговорчивее. Такой гонорар мы платим только мировым чемпионам бокса.
— Благодарю вас! Этот способ зарабатывать деньги меня не устраивает.
— Три! — сказала дама, вытаскивая из сумки фотографический аппарат. Видимо, она была уверена, что против такой суммы Дружинин никак не устоит. — Это солидная сумма! — продолжала она. — Гонорар может быть выслан любыми книгами и журналами. Вы можете получить очень приличную библиотеку. И, кроме того, вся Америка заговорит о вашем проекте. Неужели это вас не привлекает?
— Ничуть, — покачал головой Дружинин. — Реклама мне не нужна.
Дружинин наклонил голову, давая понять, что считает разговор законченным. Однако дама не собиралась уходить.
— Здесь дело не только в рекламе… Вашей работой интересуются очень видные люди. Я могла бы вам многое рассказать…
— Благодарю вас. Я не любопытен. Приезжайте, когда мой проект будет осуществлен.
— Когда же? — спросила дама менее уверенно.
— Точно сказать пока не могу. Зайдите лет через пятнадцать…