Кальях же хитро улыбнулась ссохшимися губами и прямо на глазах у Мериды стала таять, точно звёзды на рассвете. И прежде чем оба бога окончательно исчезли из виду, до Мериды донёсся возглас Старицы:
– Договор заключён.
4. Чертополошки
В Рождество Мериду разбудили волки. Рождество! Казалось нелепым, что буквально вчера Мерида договаривалась с древними шотландскими богами, а потом наступило, как ему и положено, самое обычное Рождество. И вдвойне нелепо, что оно началось ровно так же, как и всегда – с нелепой проделки близнецов самым ранним утром.
Волки!
Точнее, конечно, не совсем волки. Стоило Мериде как следует проснуться, и она поняла, что это собаки. Натурально целая свора, и все рвутся запрыгнуть к ней на живот и вылизать ей уши. У отца Мериды было три охотничьих пса, и им разрешалось жить в Данброхе, у матери тоже было две своих собаки, и вдобавок была ещё одна замковая, как бы ничья, которая только и делала, что блевала, а потом ела свою блевотину. Никогда Мерида не могла взять в толк, почему эту последнюю держат в замке, но оба родителя оставались на этот счёт непоколебимыми.
– Уйдите! Брысь! – заорала Мерида, что отнюдь не заставило собак убраться прочь. В спальне послышалось мальчишечье «хи-хи-хи». Близнецы. Всё-таки младшие братья у Мериды – сущие бесята, особенно когда шкодят сообща. Хэмиш – робкие руки проделок. Хьюберт – прыткие ноги. Ну а Харрис – голова.
«Ненавижу этих уродцев!» – заявила как-то раз Мерида отцу, и ровно в тот момент, как эти слова прозвучали, осознала, что это неправда.
«Вы у меня как чертополошки, – ответил ей тогда отец с лёгкой улыбкой. – Снаружи сплошь в мелких иголочках. Друг друга колете, а вместе держитесь – не разорвать. Мы с братьями тоже такие в детстве были».
Вот уж точно, чертополошки! Ну что мешало близнецам придумать какую-нибудь рождественскую традицию помилей? В прошлом году опрокинули Мериде на голову ведро с мукой; чёрт его знает, как они только эту муку из-под носа у Эйлин умудрились утащить. В позапрошлом – гусей на сестру напустили; непонятно, как эти гуси по лестнице на башню забрались. А уж в следующем году – кто знает, что они учудят в следующем году.
Если до него ещё дело дойдёт, до следующего-то года.
Однако, когда на твоей кровати слышатся пробные позывы к рвоте в исполнении блевотной псины, сосредоточиться на мыслях о ночных происшествиях довольно затруднительно. Грохот дал понять, что собачий хвост смёл барахло с прикроватной тумбочки. От прыжков по кровати одеяло задёргалось. Мерида вцепилась в него изо всей силы. Не хватало ещё, чтобы псины его стянули – тогда близнецы уж точно допрыгаются, потому что сорочку свою, вымокшую в снегу вчера по пути домой, Мерида повесила сушиться у камина и в кровать легла в своей, скажем так, естественной оболочке.
Один из псов наступил лапой ей прямо на волосы, она невольно повернула голову, и её взгляд упал на троих рыжих мерзавцев, торчавших в проходе с одинаковыми ухмылками.
Терпение Мериды лопнуло.
Она заверещала. Вначале просто, без слов, но затем крик вылился в:
– А-а-а-а-а чтоб вам дерьмо лебединое в подарок досталось, мелкие засранцы!
«Хи-хи-хи» переросло в настоящий раскатистый гогот, и близнецы смотали удочки. Один крикнул напоследок: «С Рождеством!» – по всей видимости, Хэмиш, потому что Хьюберт, скорее всего, ржал во всё горло, а из Харриса таких телячьих нежностей не выдавишь.
Мерида, ворча, выбралась из кровати, завернулась в одеяло и попыталась выбраться из собачьей кутерьмы. Тут ей бросилось в глаза, что в своре прибавление: борзой щенок, гибкий и сухопарый, с миловидной куцей бородкой, бурыми полосками и маленькими яркими глазками, которые ни на чём не задерживались. В отличие от своих собратьев, этот не лез к Мериде лизаться – пусть и потому только, что в пасти у него было зажато что-то небольшое.
– Эй, ты кто такой? – спросила его Мерида. – И что это у тебя там, а?
Полосатый пёсик прямо извёлся, пытаясь одновременно показать Мериде свою добычу и не дать её отобрать.
– Не думаю, что это причитается в подарок тебе, – сообщила ему Мерида, как только вызволила штуковину из пасти. Пёсьим сокровищем оказались остатки декоративной деревянной ложки. Меж искусно вырезанных на ручке листьев стояло: «Мерида». Точнее, «Мерид». «А» пало жертвой собачьих зубов. – Ну, если только тебя тоже не зовут Мерида.
Собака зашлась в визгливом щенячьем лае, возмущённая тем, как её обжулили.