— Счеты сводят, — услышала Вера над собой голос и повернулась. Рядом с ней с лицом, обросшим мягкой русой бородкой, стоял Виктор Грязев. Он посуровел, кустистые брови, казалось, ниже нависли над глазами. Лицо потеряло юношескую округлость.
— Что-то вы сильно изменились, Виктор, — сказала Вера, довольная тем, что встретила его.
Он снял фуражку, сел.
— Наверное, изменился. Были причины...
Вера повернулась к нему.
Виктор обхватил сцепленными руками колени.
— Я ведь давно здесь, с марта.
— А почему? Что случилось?
Мимо них по аллее крадущейся походкой прошел похожий на лабазника мужчина в картузе и сапогах бутылками. Покосившись на Веру и Виктора, сел на скамейку. Виктор бросил на прохожего мрачный взгляд, зло сорвал метелку лисохвоста и с хрустом перекусил стебелек.
— Неужели это ваш? — удивилась Вера. Ей показалось противоестественным, что в маленькой тихой Вятке тоже есть шпики.
Виктор ожесточенно порвал стебель травинки, отбросил в сторону.
— Мой. Такой дурак, каких бог не видывал. Везде за мной волочится. Даже купаться вместе ходим...
Шпик стоял, уныло глядя на реку.
— Петя Никонов в Казани попался, — приглушенно рассказывал Виктор. — А у него были мои письма из Харькова. И вот ночью, когда мы с сестренкой возвращались из университета, нагрянули с обыском, У меня было кое-что: фотография депутатов Государственной думы — большевиков в одежде каторжников, прокламации против войны, брошюрки, стихи. В общем, посидел я. Сейчас дядя заложил свою хатенку, живность всякую, взял под залог. До суда выкупил. Если сбегу, пойдет по миру.
Шпик приблизился к ним, стал старательно рассматривать вырезанные на березе имена. Вера глубже надвинула на глаза панаму. Зачем шпику запоминать ее лицо?
— Вот видишь, до чего глуп, — раздраженно сказал Виктор. — Думает, услышит, что я говорю.
Вера усмехнулась.
— Видно, начинающий, хочет выслужиться. Уши большие, слух, наверно, хороший... А как Петя?
— Петя тоже выпущен под залог.
Неожиданно небо потемнело, запахло акацией, сиренью, дорожной пылью и еще чем-то острым, терпким, наверное, цветущей рябиной. Первые капли начали кропить тропинку. Вера с Виктором спрятались под осину, обросшую желтыми лишайниками, но дождь быстро пробил слабую крону, и они побежали в ротонду мимо шпика, прижавшегося спиной к березе.
Здесь никого не было. Между колоннами гулял легкий ветерок. Дождь, покрыв водяным туманом реку и заречный Широкий лог, бурлил на охряно-рыжих склонах Раздерихинского спуска, гнал по нему к реке стремительный поток.
Внизу, поскальзываясь на глинистой дороге, шли богомолки, переправившиеся с правого берега на пароме. Они возвращались е моленья на реке Великой. Их горбатые от котомок фигуры хорошо было видно сверху.
Береза уже не спасала от дождя, и весь мокрый, с текущими по одежде дождевыми струями, шпик забежал в ротонду. Фыркая, начал топать сапогами и выжимать картуз. Он делал вид, что не замечает Виктора и Веру, но большие розовые уши, казалось, вытянулись и стали еще больше.
— Ты знаешь, я заметила, у него глаза зеленые-зеленые, как крыжовник, — сказала Вера. На нее вдруг нашло веселье. То ли от дождя, то ли от встречи с Виктором.
Когда дождь кончился, Вера сняла туфли и по мягкой холодной тропинке пошла с Виктором из сада. На площади стекленели лужи. Было тихо и свежо. По Раздерихинскому спуску спешила к реке мутная вода. Обходя ее, устало поднимались богомолки. Дюжий мужик с лицом, заросшим сивой барсучьей шерстью, нес на руках икону. Среди измученных говеньем лиц Вера вдруг увидела бледное, с опущенным взглядом лицо подруги по гимназии Нелли Гордиевой. Подошла ближе.
— Здравствуй, Нелли, что с тобой?
— В добрый, во святой час, Верочка, — ответила та, тяжело переводя дыхание, и поправила посеревший от солнца монашески черный платок.
— Ты ведь, вроде, не отличалась религиозностью? — спросила Вера.
— Вот господь меня и наказал, — с тупой обреченностью произнесла Гордиева и начала мелко крестить Веру. — Иди с Иисусом со Христом, иди, раба божия, — и смешалась с черной толпой, повернувшей на Пятницкую.
Издали прогнусили сборщики:
— Пожертвуйте, православные, Николаю-чудотворцу и всем святым на встречанье.
— Что она, помешалась, что ли? — опешила Вера.
— Вполне возможно. У нее мужа на войне убили и сын умер. Вот и ударилась в религию, — сказал Виктор. — А веселая была.
Бездумнее и беспечнее Нелли не было в гимназии. Она признавалась, что даже во время уроков закона божьего мечтает о вечерах. «Какое же тяжелое потрясение пережила она!» — подумала Вера.