Улица была пустынна. Шпик далеко. Он смотрел на грачей, гомонивших на монастырских тополях.
— Мне нужно поговорить с вами об очень нужном деле. Есть кое-что новенькое. Заходите ко мне. Хорошо?
Виктор кивнул:
— Только нам надо избавиться от филера. Зайдемте сейчас к нам. Выйдете через черный ход. Заодно и поговорим...
Виктор жил на Казанской улице, против входа в женский монастырь, в полуподвале. В мрачноватой полутемной кухне высокая женщина в повязанном по-украински платке месила тесто.
— Это ты прийшов, Витя? — мягко пропела она.
— Я, я, мама! — ответил он, проводя Веру в тесную, заставленную комнатушку.
— Вот здесь мы и живем, — согнав с табуретки дремлющего кота, сказал он.
Вера знала, что Грязевым живется туго. Виктор всегда, еще в гимназические годы, давал уроки, а мать арендовала у Спиридона Седельникова тесную булочную, которая еле-еле покрывала расходы. Сама же Дарья Илларионовна месила по ночам тесто, а утром разносила покупателям свежие бублики, распевая своим грудным приятным голосом:
— Харячии, свежии, покупайте бублики!
Вера долго рассматривала сделанные карандашом рисунки Виктора. Праздник — Свистунья, Казанский — в березах — тракт.
— Хорошо. Очень хорошо, — потом оторвалась от набросков и, прищурившись, посмотрела пристально в глаза Виктору. — Вот что я подумала: почему мы здесь, в Вятке, отдыхаем от всяких дел? Ведь отдыхать рано. Вятские рабочие, наверное, ждут нас; наверное, могли бы мы организовать здесь хотя бы один кружок? А? Как вы думаете, Виктор?
Виктор вскочил, прошелся по кривым половицам. Остановился напротив.
— Вы знаете, я тоже думал об этом. Если бы не «хвост», я повел бы один кружок. Впрочем, неважно, филера можно обмануть. У меня есть хороший знакомый в железнодорожных мастерских...
Вера вышла от Виктора ободренная. «Значит, получится. Значит, будет», — думала она. На углу Николаевской остановилась и подождала: шпика не было. «Видимо, не заинтересовался».
Дня через три к Вере неожиданно нагрянула целая ватага петроградских студентов: Гриша, первокурсницы-медички. Но больше всего ее обрадовал приезд Лены. Та весело рассказывала о том, как они трое суток ехали на тихоходном поезде, прозванном студентами «Максимкой». Гриша, теперь уже не смущаясь, видимо, поверив в свои силы, читал новое стихотворение о морской голубой жемчужине. «Нет, не стал он Добросклоновым. Еще больше ударился в мистику», — с горечью подумала Вера. Гриша ждал от нее похвалы. Лена горячо хлопала ему, поздравил его «с хорошим стихотворением» Виктор, и только Вера не сказала ничего. Суровцев смял листок бумаги, на котором были написаны стихи, и заявил, что больше читать не будет. Его начали уговаривать, потом из-за стихов разгорелся спор...
Гриша, не зная, куда девать руки, подошел к Вере.
— Значит, вам не понравились мои стихи?
В голосе звучали обида и надежда. Вера посмотрела в его близорукие робкие глаза.
— Нет, Гриша, не понравились. Это модно, но это мелко. Вы, наверное, жемчужной-то раковины не видали?
Суровцев поправил очки.
— Вы всегда сеете в моей душе какое-то смятение, неуверенность. Ведь другим нравится...
Вера пожала плечами.
— Вы хотите, чтобы я подлаживалась под общее мнение?
Он рассматривал свои белые слабые пальцы.
— Нет, нет, что вы!
Вера не вступала в спор. Ей не терпелось спросить Виктора, нашел ли он человека, через которого можно было бы связаться с рабочими железнодорожных мастерских.
Грязев сам отозвал ее в сторонку, досадливо взмахнул рукой.
— Его нет, взяли в армию. Я еще буду искать...
И опять Вера перебирала в памяти всех вятских знакомых, но все они казались ей не подходящими для этого дела.
— Ты можешь быть скрытной? Но только не так, как в марте, с телеграммой... — спросила она Лену.
Та молча кивнула; почувствовав, что Вера скажет очень важное, нахмурила лоб.
— Конечно, ты на меня из ушатика холодной воды плеснешь, — продолжая теребить траву, произнесла Вера. — Будешь отговаривать. Но я теперь определилась раз и навсегда. И здесь, в Вятке, я должна работать. Я решила организовать кружок на заводе. Наши студенческие споры — это почти всегда пустой разговор. А там будет настоящая работа. Мне нужно за кого-то уцепиться. И ты мне в этом должна помочь.
Лена, быстро взглянув по сторонам, приблизила к Вере испуганное лицо:
— За это сажают в тюрьму, за решетку!
Вера взяла подругу за плечи.
— Ты не обижайся, Лена, но это только в глазах обывателей тюрьма очень страшна.
— Я боюсь за тебя, — прошептала Лена, — я все знаю, знаю, Верочка, но боюсь...