Однажды, выбрав момент, я поделился этими мыслями с сослуживцами. Мы все, распаренные, остывали в раздевалке у спортзала. Подушечки пальцев каменно ныли от ударов тугого мяча. Довольные игрой, мои «старички» подтрунивали друг над другом, выясняя, кто бы из них мог войти в сборную Союза, у кого имеются для этого необходимые качества. Тут я и рассказал, чем озабочен, и ввернул свой вопрос: что важнее в нашем труде — практический опыт или профессиональное чутье, которое должно быть заложено от рождения, как талант? Все озадаченно примолкли. Александр Петрович покачал головой.
— Неточно ставите вопрос, лейтенант. Мне понятно и близко ваше юное стремление разобраться в глубинных, нравственных основах профессии, и поверьте мне, в свое время прошедшему те же раздумья, — ни вы, ни я, ни все мы готовыми чекистами не родились, чекистами нас сделало государство, которое, поручая нам эту работу, учитывало и приобретенные знания, и внутренние установки. Вспомните слова Феликса Эдмундовича Дзержинского о холодной голове и горячем сердце чекиста. Что важнее — это не вопрос. Чекистом невозможно стать и без того, и без другого. А что касается сложности нашего труда… У каждого времени свои проблемы. Помнишь, Сергей, в конце сороковых — дела бывших карателей? Много их тогда побежало прятаться за Урал. У нас у каждого по нескольку дел одновременно. Да мы готовы были 25 часов в сутки работать, лишь бы не дать ни одному гаду уйти от возмездия! И в это же время не одними беглецами занимались. Вы, лейтенант, наверняка читали в нашем музее аттестацию Олега Ивановича за сорок девятый год…
— Товарищ майор! — нарочито строго вмешался Москвин. — Найдите другой пример.
— Это приказ? — быстро взглянул Пастухов.
— Просьба, Шура, просьба, — улыбнулся Москвин. — Что я вам, экспонат?
— Позвольте не согласиться, товарищ начальник, — настойчиво возразил Пастухов. — Наш опыт и сегодня годен не для одних музейных хранилищ…
— Я помню эту аттестацию, — остановил я их спор. И процитировал ее наизусть.
— Во память! — с долей иронии похвалил Шумков. — От рождения или натренировал?
— И то, и другое, — парировал я.
— Конечно, — сказал Сергей Павлович, — вы, молодые, подготовлены лучше, чем мы. Как и мы сегодня образованнее, начитаннее чекистов двадцатых годов. Так и должно быть, ведь враг с годами становится умней, коварней, изощреннее, богаче. Вот возьмем наше дело: за спинами этих «интеллектуалов» стоит громаднейший аппарат вражеской пропаганды, мощные радиостанции, опытные психологи-лгуны. Чтобы бороться с ними, какие знания, какую технику надо иметь! Меня когда-то учили обращаться с миноискателем, а вам сегодня в институте преподают криминалистику на уровне электронно-вычислительных машин. Где уж нам за вами угнаться! Нам таких знаний не давали и вполовину… А все же как минимум в половине ваших знаний — опыт наш. И вместе с вашим опытом он еще послужит следующему поколению. Хотя… — Сергей Павлович вздохнул, — лучше бы новому поколению наш с вами опыт вообще не понадобился. Пусть идут в космонавты. Или в продавцы мороженого. У меня внуки никак не могут выбрать, какая превосходнее из этих двух самых замечательных профессий…
— Ну, — сказал Олег Иванович, — пошли заниматься нашим делом, пока еще не пришлось переквалифицироваться в мороженщики. Потому что, — уточнил он, — в космонавты нас, аксакалы, уже не возьмут, а лейтенанта взяли бы, по здоровью, но его специальность там сейчас не нужна и вовсе, глядишь, не понадобится…
9
«Интеллектуалы» давали показания. На докладах у Москвина, где собиралась вся наша бригада, разрозненные сведения склеивались в общую картину, словно клочки разорванного тайного письма. Одни факты примерялись к другим, и становились заметны недостающие детали, которые уточнялись на следующих допросах.