— Выкладывайте всё, что вам удалось узнать к этому моменту.
У подруг отлично получалось излагать на два голоса, как будто они всё отрепетировали заранее.
— Пункт первый, — сказала Фрида, — Ганс Друлинген как уроженец Эльзаса был призван в немецкую армию во время войны.
— Пункт второй, — подхватила Гитта, — во время службы в Германии Друлинген сумел заполучить математические работы других людей, скорее всего, при весьма неприглядных обстоятельствах.
— Пункт третий, — продолжила Фрида, — тот иезуит, Гастон Гравуа, был убит оружием, похожим на немецкий штык-нож.
— О! — не удержался Бертран. — Ценное наблюдение.
— Пункт четвертый, — сказала Гитта, — в момент убийства иезуит держал в руках нечто, но вовсе не учебник геометрии. Я тщательно рассмотрела его стиснутую руку и пальцы. Он сжимал некую вещь, которая никак не могла быть книгой. Учебник просто подложили ему под руку.
— Пункт пятый, — сказала Фрида, — Гастон Гравуа был убит неподалёку от дома Ганса Друлингена. Убийца определённо знал свою жертву и стремился заполучить нечто, что иезуит имел при себе.
— По вашим словам получается, что это Друлинген убил иезуита, — заметил Бертран.
— Это ваш собственный вывод, инспектор, — сказала Фрида. — Впрочем, вы, конечно, правы.
— Мы, полицейские, тоже можем сложить один и один, — сказал Бертран с сарказмом. — Но я послушаю ваши предположения.
— Мы думаем, что Друлинген сдавал гестапо тех математиков, с которыми был знаком, — сказала Фрида. — Может быть, из зависти, может быть, из тщеславия. Он наложил лапу на все их работы и кого-то из них даже прикончил самостоятельно.
— А Гастон Гравуа, похоже, что-то разнюхал, — сказала Гитта. — Видимо, он побывал в доме Друлингена и прихватил часть бумаг, чтобы его разоблачить.
— Хотим ли мы довести дело до суда? — По тону Фриды было понятно, что вопрос риторический. — Нет. У нас нет прямых улик, расследование наверняка затянется, и у Друлингена будет время, чтобы спрятать все компрометирующие его бумаги или даже сжечь их. Нет никакой уверенности, что Друлинген будет осуждён.
— И что тогда остаётся? — спросил Бертран.
— Помните, как во время оккупации мы поступали с предателями и коллаборационистами? — холодно усмехнулась Фрида.
— Вы что, серьёзно? — Бертран не мог поверить своим ушам. — Позвольте вам напомнить, что война закончилась.
— Ничего другого не остаётся, — сказала Гитта.
— Что ж, наверное, вы правы, — подумав, согласился Бертран.
Фрида и Гитта досконально изучили распорядок дня Ганса Друлингена. Они расспросили декана Алена Ру, пытаясь узнать, где ещё Друлинген бывает, помимо университета. Декан сказал, что эльзасец — человек привычки: каждый раз после лекций он заходит в «Артистическое кафе», чтобы выпить чашечку кофе, после чего идёт домой.
Боевые подруги приступили к осуществлению плана.
Заявившись в «Артистическое кафе», они стали изображать из себя парочку развесёлых девиц, завсегдатаев вечеринок.
Ганс Друлинген в одиночестве сидел за столиком, пил кофе. Фрида остановилась прямо перед профессором; он поднял голову, чтобы посмотреть, кто посмел нарушить его покой. Грудь Фриды тесно обтягивала открытая маечка, на ней были изображены два глаза, а сверху, крупными буквами, написано имя — «Карл Шварц». Друлинген вздрогнул. Эти глаза, этот пристальный взгляд. И имя еврейского математика, сгинувшего в концентрационном лагере, имя человека, чьи бумаги Друлинген присвоил себе. Они обвиняли его.
Друлинген резко поднялся. Кажется, он хотел что-то сказать, но издал только невнятный возглас.
Гитта, стоявшая позади, поднесла к губам сигару. В сигаре была спрятана миниатюрная духовая трубка. Гитта выдохнула, и отравленная игла вонзилась Друлингену в затылок. Профессор вздрогнул, схватился за спинку стула, пытаясь опереться. Яд подействовал мгновенно: у Друлингена подогнулись колени, и он рухнул прямо к ногам Фриды. Замертво.
Фрида склонилась над ним, одной рукой прикоснулась к шее профессора, как будто нащупывая пульс, а другой незаметно вытащила иглу.
— Вызовите скорую! — крикнула Гитта двум подбежавшим гарсонам. — У человека плохо с сердцем.
Вокруг упавшего столпился народ; Друлинген не подавал признаков жизни. Вскоре послышались звуки сирен. Кроме скорой помощи гарсон на всякий случай вызвал ещё и полицию.
— Расскажи, что ты видел, — спросил патрульный у гарсона, вызвавшего полицию.
— Ну, он вдруг вскочил, вскрикнул, а потом упал, — сказал гарсон. — И всё.