Увы, как ни хотелось дать маме Кениры возможность расплатиться с Одари, времени не хватало. Так что я вернулся назад в пыточную и глянул, как у неё дела. Под чутким руководством Ксандаша Мирена занималась мерзким, бессмысленным, не приносящим никакой пользы делом — пытала принца. Она перебирала инструменты, брала указанный нож, клещи или аппарат, схожий с очень широким гидравлическим болторезом, и применяла то к коленному суставу, то к кисти, то к низу живота, уже лишившемуся всех выступающих частей. Принц уже не мог даже кричать даже без поправки на заглушающие чары — голосовые связки больше не издавали ничего, кроме громкого шипения. Я знал, что врачи могут всё поправить, что у такого подонка хватит и денег, и влияния на божественное чудо, но тут уже ничего поделать было нельзя. Впрочем, с вопросом денег я намеревался задачу осложнить — вся нужная информация у меня теперь появилась.
— Мирена, извините, нам пора, — сказал я. — Времени почти нет. Вам легче?
— Нет, — ответила она. — Я думала, что испытаю удовлетворение от его боли, но этого не произошло. Только грязь. Мне бы просто хотелось, чтобы он просто перестал существовать, но убивать его нельзя — при смерти члена королевской семьи поднимается тревога, вы сами слышали, что он сказал Ксандашу. К тому же мне бы не хотелось пятнать душу. Возможно, это послужит ему уроком в будущем.
— Ещё как послужит, — сказал я.
Подойдя к принцу, я провёл рукой тому по спине. Почувствовав, как сжались его мускулы, как он задёргался в ожидании боли, я улыбнулся:
— Тому, что вы остаётесь жить, вам следует благодарить Мирену. Сам бы я никогда не оказался настолько добрым. Вы слышали про урок? Будьте добры его усвоить! Кенира, тут много мерзости, но некоторая её часть сделана из весьма полезных металлов. Позаботься.
Кенира вытянула руку и стеллажи с инструментами, пыточные устройства и непонятные приспособления исчезли у неё в кольце. Мы вышли из комнаты, тщательно заперли потайную дверь. Я сказал Кенире:
— Сделай так, чтобы сюда никто не мог попасть как минимум до утра!
Она резко кивнула, приложила руку к стене, и я увидел, как по камням и железу двери растекаются линии несложной, но очень насыщенной магической структуры. Долговременные чары без привязки к носителю всегда выходили плохо, но существовало множество трюков, чтобы эту проблему обойти или сгладить за счёт количества энергии. Так что стена на время превратилась в защитный артефакт, обращённый своей рабочей стороной в нашу сторону. Конечно, в пыточную можно было бы пробиться сквозь камень из другого помещения, но к тому времени мы должны оказаться отсюда очень далеко. Я пропустил своих спутников вперёд, накладывая последний штрих — лёгкую иллюзию, маскирующую не только и так неплохо скрытую дверь, но и частично скрывая элир щитового плетения. Вряд ли принц так уж сильно афишировал свои увлечения и рассказывал о пыточной, так что найдут его нескоро.
Ксандаш задержался в дверях, повернулся ко мне и бросил сквозь вырез маски вопросительный взгляд. Я кивнул. Ксандаш показал кулак — общепринятый на континенте знак одобрения — и вышел. Я направился следом.
Убивать принца было глупо, но ещё глупее было бы оставлять его в живых. Не став отягощать совесть Мирены и посвящать её в свои планы, я внедрил в позвоночник Одари деструктивную структуру с отложенным действием — вариацию медицинского заклинания по уничтожению в организме пациента нежелательных клеток, в которой такими клетками я обозначил нервную систему, а источником элир — собственную магию принца. В мире Итшес люди редко болели раком — от этого оберегала собственная магия, но он всё равно встречался, так что имелись и способы лечения. И теперь такой способ я применил, чтобы не оставлять в живых разозлённого и мстительного врага, обладающего огромными ресурсами. Ну а то, что уничтожение нервной системы сделает смерть чрезвычайно долгой и болезненной, являлось лишь вишенкой на этих взбитых сливках.
Выйдя в коридор, я почувствовал от Кениры волну нежности и благодарности. Разумеется, скрывать от неё свои намерения я не мог и не хотел. Мирена же посмотрела на меня взглядом таким долгим, что мне стало неуютно, и тихо сказала:
— Спасибо.
Четыре металлических истукана уже стояли в коридоре, разглядывая нас безжизненными стекляшками своих глаз. Я повернулся к маме Кениры.