— Ну ты, дерьмо, заткнись! Разбудишь соседей.
Нэш осклабился. Трейси крепкая девочка, он был уверен, что она выживет. Фрэнк убил ее мужа по приказу Гэри. Она найдет себе классного адвоката, и если жюри присяжных будет состоять из мужчин, она получит восемнадцать месяцев, максимум два года.
Коп подтолкнул его в полицейский фургон. Он опустился на металлическую скамью, дверь с грохотом закрылась, сталь прогремела о сталь, и он погрузился в темноту.
Патрульный автомобиль отъехал от дома, давая дорогу машине «Скорой помощи».
Паркер увела Уиллоуса от Трейси. Один из ассистентов «Скорой помощи» наложил на ее лицо кислородную маску. Расстегнул блузку. Она получила четыре раны, и каждая могла оказаться смертельной. Он проверил ее пульс. Едва ли случится чудо.
А на просторном заднем сиденье черного «олдсмобила» образца 1943 года инспектор Гомер Бредли с ненужным уже револьвером в руках, закрыв усталые глаза, мечтал о ясных весенних днях.
Глава 25
Вечер вторника, шестого сентября.
Джек Уиллоус сидел скрестив ноги на полу в своей гостиной и разбирал лежащую перед ним на старой газете катушку от удочки. Он сматывал леску, и она ложилась на ковер кругами.
Айзек Уолтон использовал леску из сплетенного конского волоса, преимущественно из хвостов жеребцов. К концу восемнадцатого века леску начали делать из шелка, пропитанного маслом в слабом вакууме, и, чтобы получить совершенную поверхность, прогревали при ста пятидесяти градусах по Фаренгейту в течение десяти часов.
Сейчас леску делают из синтетических волокон с пластиковым покрытием и приспособленной к соленой воде. Уиллоус планировал пару дней половить рыбу в устье рек на побережье.
Зазвучал вызов домофона. Он отпил виски и продолжал чистить и смазывать катушку. Зуммер прозвучал снова. Он поднялся и подошел к микрофону.
Клер!
Он просигналил ей, отпер входную дверь и вернулся к катушке и виски. Несколько мгновений спустя он услышал звук лифта, рокот его дверей и шаги Клер в коридоре.
На ней были черные брюки, белая блузка, поверх которой был надет черный жилет. Она повернулась, словно в пируэте, и спросила:
— Ну как, идет мне?
— Очень.
— А тебе не кажется, что брюки чересчур в обтяжку?
— Может быть, немного.
— Благодарю.
Он продолжал разбирать катушку. Клер нагнулась над ним. Он ощутил пьянящий запах духов. А она уловила запах виски. Он соединил половинки катушки и повернул ручку. Зазвучала трещотка.
Клер села на ковер рядом с ним. Их колени соприкоснулись, и она слегка отодвинулась.
— Ты умеешь угадывать, о чем я думаю?
— Почти никогда.
— Я верю, что у каждого из нас есть что-то, чего никто и никогда не должен касаться. И когда доходит до этого, все мы и каждый в отдельности чувствуем себя очень одинокими. Бывают времена, когда я переживаю это очень тяжело. Ты понимаешь, о чем я говорю, Джек?
Уиллоус не поднимал головы, чтобы не встретиться с ней глазами.
— Я звонила тебе целую неделю, — сказала Клер. — Оставила дюжину записок. В понедельник утром тебя не было на службе. Бредли сказал, что ты звонил и сообщил, что болен.
Она выждала момент и шла теперь напрямик.
— Она звонила тебе?
— Кто?
— Шейла, — сказала Паркер, — твоя проклятая жена, о ком же еще, по-твоему, я могу говорить?
— Нет, еще не звонила.
— Сегодня шестое сентября, Джек. Начало занятий в школе, и твои дети уже в Торонто. Если бы она собиралась тебе позвонить, она бы это уже сделала.
Уиллоус начал наматывать леску на катушку. Он делал это медленно, чтобы витки не спутались. Трещотка издавала редкие щелчки.
— Что-нибудь планируешь на вечер?
— Ничего определенного.
Паркер встала и направилась в ванную комнату. Дверь она оставила открытой. Послышались звуки открываемого душа. Потом Уиллоус услышал мягкие шаги ее босых ног, когда она проходила в спальню. Он положил катушку в кожаный чехол. Пружины кровати скрипнули.
На кухне включился холодильник. И когда закончился цикл и его шум умолк, в квартире воцарились мертвая тишина и покой.
Она лежала ничком, но когда Уиллоус вошел, повернулась на бок, лицом к нему. Он опустился на колени возле кровати. Она потянулась к нему, обняла за шею и притянула к себе. Его пальцы оставляли созвездия маленьких следов на ее прекрасно очерченном бедре. Ее кожа была гладкой, упругой и прохладной. Он провел рукой по всему ее телу, и это было долгое путешествие.
Он целовал ее брови, переносицу, уши, щеки, шею. Он чувствовал биение ее пульса.
Образ его детей, играющих и работающих, смеющихся и плачущих, пронесся над ним и исчез.