Выбрать главу

Потом я с мальчишками был на том месте, где упал самолёт. На скате холма лежали обломки самолёта, разбитый мотор, искорёженный пропеллер. Я набрал полные карманы болтов и немецких патронов.

— Подумаешь, — сказал Серёга, когда я выложил на стол принесённое.

И достал из-за пазухи две золотистые гильзы от противотанкового ружья. От того самого, из которого стрелял Василий.

КЛАД

Всё хуже становилось с едой. Хлеба у нас почти не было, картошку мать берегла для посадки. Не слаще жилось и нашим соседям.

На озере с утра до вечера морозились рыболовы. За крючок любой из них мог отдать котелок плотвы. Ловили поближе к береговым зарослям: а вдруг прилетит немецкий самолёт?

Мальчишки ставили силки на серых куропаток, собирали в лесу мёрзлую рябину для пирогов. И мы с матерью делали всё, чтобы как-то спастись от голода. Решили ловить зайцев, которые целую зиму хозяйничали в нашем саду. Косые не пощадили ни яблоньки. Мать вырыла в сугробе яму, положила над ней крест-накрест три хворостинки, закрыла их соломой и засыпала снегом. Для приманки положила морковку.

Чуть свет спешили мы к западне. Сердце замирало от волнения, но морковка каждый раз оказывалась нетронутой. Ночным воришкам хватало яблоневой коры.

О том, что в ловушке кто-то есть, ликуя, сообщил нам с матерью Серёга. Втроём мы бросились в сад, и мама достала из ямы дрожащего от ужаса зайчонка-белячка. Точно такого, как тот, которого приносили в школу. Серёга взял зайчишку на руки, крепко прижал к себе:

— Никому не отдам. Нельзя его убивать!

Зайчонок вдруг встрепенулся, вырвался из рук братишки. И в лес — прямым ходом.

— Убежало наше жаркое… — сказала мать с грустной улыбкой.

Серёга затосковал, гулять больше не захотел, поплёлся домой.

В тот день мать куда-то ушла и долго не возвращалась. Мы с братишкой решили поставить самовар. Лучины долго не разгорались. Пришлось надеть на самовар старый сапог. Получилось похоже на кузнечные мехи. Я нажал рукой на подошву, и в самоваре загудело…

Кипяток заварили сушёным брусничным листом, достали из сундука ржаной сухарь, луковицу и холстинку с солью. Соль была грубого помола. Луковицу разрезали на две части, сухарь размочили, разломили пополам. Солёный чай пили не спеша, закусывая то сухарём, то луком.

— Чаёвничаете?

На пороге стояла мать. Под мышкой у неё был скатанный брезентовый мешок, в правой руке — плотницкий отцовский топор. Рядом с матерью стояла тётя Паша Андреева. Она была в мужском тулупе и огромных валенках. Через плечо переброшена двуручная пила.

— Мам, ты куда? — встрепенулся Серёга.

— В лес идём. Клад искать!

Я верил в клады. Давно, ещё совсем маленьким, я слышал от бабушки, что если увидишь белый камень, а на нём выбита подкова, то знай, рядом закопано золото. В земле много добра лежит. Когда идёт война, люди прячут от врагов всё, что могут.

— Пойдёшь с нами? — Мать коротко взглянула на меня.

Мы с Серёгой быстро оделись. Брата тётя Паша отвела к Огурцовым. Мать выкатила из сарая салазки.

Лес весь в снегу, в индеви показался мне сказочным дворцом. С берёзы на берёзу перелетали тетерева; чёрные крылья отливали на солнце то красным, то зелёным.

Идти становилось всё труднее. Мать пробивалась первой, тащила салазки. Шли долго, я устал. Немного передохнули, присев на кучу грачевника. Потом вышли к ручью с крепким слоистым льдом. Мать прибавила шагу, мы с тётей Пашей едва за ней поспевали. Ручей вывел нас к болотине. Я чуть не вывернул ноги среди горелых пней, кочек и коряг. Вспугнули стаю белых куропаток…

За болотом лежал густой лес. Стали попадаться волчьи следы. Открылась небольшая округлая поляна с тёмной елью на середине.

— Вот и пришли… — Мать остановилась, огляделась.

— А где то дерево? — спросила тётя Паша.

— Смотрите зорче. Увидите дымок — зовите меня.

Двинулись краем поляны. Я смотрел во все глаза, задирал голову. Снег… Иней… Ветки, перекрученные, как проволока… Еловая хвоя. Глаза устали, и хвоя заклубилась, будто дым.

— Нашла! Нашла! — закричала мать неожиданно.

Смеясь, она показывала на старую серо-зелёную осину с сухой маковкой, исколотой клювом дятла. Из небольшого дупла выбивался пар, и ветки вокруг были окованы мутной ледяной коркой.

Мать подбежала к осине, принялась утаптывать снег. Казалось, она пляшет от радости. Подтащила салазки, принесла мешок, пилу и топор.

Потом мне велели отойти в сторону, и женщины стали пилить осину. Пила зашипела, снег вокруг корня осины сделался от опилок жёлтым. Потом мать положила пилу на салазки, взяла топор, вырубила жердь. Позвали меня, втроём налегли на жердь. Осина заскрипела, покачнулась и вдруг начала стремительно падать. Глухо ухнуло, поднялось облако снежной пыли…