Я подбежал к упавшему дереву. Сквозь треснувшую кору валил пар. Мать топором раскроила заболонь; ослепило что-то похожее на золото. С трудом я понял, что это мёд. Дикие пчёлы слабо шевелили крыльями, сбившись в тяжёлый живой шар.
— Часть мёда надо оставить, — сказала тётя Паша. — А то пчёлы погибнут.
Обратный путь показался нам коротким и лёгким, хотя уже стемнело и салазки с грузом вязли в снежных заносах. Нестерпимо хотелось есть, но я не решился попросить даже кусочек мёда. А у нас был его полный мешок. Даже я, маленький мальчик, понимал, что мёд в войну дороже золота и мы нашли настоящий клад.
Мёд привезли в деревню, и радостная новость мгновенно облетела дома. Каждому хотелось увидеть чудо своими глазами. Все, кто мог ходить, собрались в нашем доме. От медового духа у нашего Серёги закружилась голова, он чуть не плакал. Тогда всем маленьким дали по ложке мёда и стали делить клад по семьям. Каждому взрослому — один пай, детям — по два пая, а кто болен — и три. Половину мёда решили отдать партизанам — для раненых. Обиженных не было, люди шумели, будто на празднике.
Когда гости ушли, мать поставила самовар. Потом сели пить чай. Братишка завладел самой большой кружкой. Сначала он выпил заваренный брусникой кипяток, потом расправился с куском сухаря и лишь после того принялся за мёд.
— Мам, а откуда ты про этих пчёл узнала?
— Вспомнила, сынок. Летом на той поляне мы с нашим отцом сено сушили. А весной за грибами ходили, за вешними… В мае там черёмухи цветут. Стоят белые-белые… А пчёлы так к ним и летят. Будто провода натянуты золотые.
— Хорошо, что вспомнила! — рассудил Серёга.
ТИГРОВАЯ КОШКА
Несколько недель боёв не было. И вдруг мать пришла домой тревожная:
— Каратели рядом. Сняли с фронта целую дивизию, эсэсовскую.
— А кто это эсэсовцы? — спросил Серёга.
Мать ответила:
— Отборные солдаты, самые головорезы. И оружие у них получше. Хотят разбить весь наш край.
Занятия в школе прекратились. Иван Матвеевич торопился в штаб, велел всем идти по домам. Эта новость напугала даже братишку. В страхе он забрался на печь.
…Ночью началась метель. Мело так, что дом качался, как плот на речном перекате. К утру метель стихла, мы уснули. Очнулся я от резкого треска. Бросился к окну. По полю бежали лыжники с чёрными автоматами. Возле озера промчались аэросани. Я понял: пришли фашисты.
Бой откатился за холмы; мать растопила печь, приготовила завтрак. Вдруг в сенях громко затопали. Не стучась, вошла Матрёна Огурцова, вместе с ней были и её дети: Маша, моя ровесница, и трёхлетний Егор с кошкой на руках. Кошка была редкой тигровой масти. Егор гладил свою любимицу, но та недовольно вертела хвостом.
— Спрячьте, люди добрые! — Матрёна была сама не своя. — Ищут раненых партизан, — расстреливают тех, кто прячет. И партизанские семьи ищут…
— Оставайтесь у нас, — сказала мать. — Если что — ты моя сестра, живём вместе. Дом на замок закрыла?
— Закрыла. И окна забила тесинами.
— Вот и хорошо. Скажем, никто в доме не живёт, уехали бог весть куда.
— Что же теперь будет-то? Людей убивают, деревни жгут… Ироды.
— Идут! — вскрикнула мать.
По улице шумно двигались солдаты в длиннополых шинелях. На касках и петлицах солдат были белые молнии. Двое фашистов быстро поднялись на крыльцо, вошли в дом.
— Все одевайтс! Виходить на улица!
В сугробе вязли испуганные люди, мёрзли на ледяном ветру. Вскоре собрались все жители деревни. Женщины плакали. Дед Иван Фигурёнок ругался в бороду. Мы с матерью встали с краю, ближе к нашему дому. Серёга спрятался за мою спину. За нами схоронились Огурцовы.
Фашисты стояли на дороге. Ветер трепал длинные шинели, холодил лица карателей, и они отворачивались от ветра, наставив на людей оружие. Пришли офицер, переводчик и полицейский в русском полушубке, подошли к окоченевшим людям.
— Куда девались жители этого дома? — спросил полицейский, показав в сторону огурцовского дома.
— Ушли с партизанами, — отозвалась наша мать.
— Коварить правду! — заорал вдруг офицер, багровея от злобы и холода.
— Ушли и ушли. — У матери даже голос не дрогнул.
Переводчик что-то сказал офицеру, тот сердито кивнул, обвёл толпу медленным взглядом.
— Если вернутся, сообщите германским властям! — В голосе полицейского зазвенел металл.