Поскольку Мими рыскала под кроватью, собирая свою одежду, ответ прозвучал неразборчиво. Однако нетрудно было догадаться, что подобная просьба ее не обрадовала.
Гибсон начал всерьез подозревать, что Сэму из пиццерии скоро вновь придется доставлять ему обед. Подобная перспектива подействовала на него отрезвляюще.
— Послушайте, Мими, я сожалею.
Она наконец выбралась из-под кровати, угрожающе сжимая в руке белую туфлю.
— Это лучшее, что вы можете сделать.
— Такого больше не повторится.
— Это уж точно. В подобной ситуации мы больше не окажемся никогда.
Неужели она решила уйти? Насовсем?
Мрачное выражение лица Мими подсказало Гибсону, что расспросы сейчас излишни. Отыскав вторую туфлю, она наконец оделась и стянула волосы в благоразумный хвостик валявшейся на столе резинкой.
— Все это время вы водили меня за нос, — бросила она. — Вы только делали вид, что помогаете мне и верите в меня!
— Я никогда в вас не верил.
— Вот видите!
— Но я этого и не скрывал. И еще кое-что вам следует знать, — каждое слово отзывалось болью в ребрах. — Я не вернусь в часть. Никогда.
— Что я говорила! Вы все это затеяли, только чтобы завлечь меня в свою постель!
— Неправда!
— Правда!
— Мими, когда я хочу заполучить женщину, мне не нужно прибегать ни к каким уловкам, достаточно просто предложить.
Она стояла, уперев руки в бока.
— Гибсон Сент-Джеймс, скажите честно: по-вашему, я пройду испытания?
— Нет.
— И вы не собираетесь возвращаться на работу?
— Я уволился. Шеф здорово заблуждается, если надеется, что я передумаю.
— Значит, я была права, — заключила она, резко поворачиваясь на каблуках. — Все это было не более чем попыткой соблазнить меня.
— Даже будь это так, она все равно не удалась, — с горечью ответил Гибсон.
— Значит, это была неудавшаяся попытка соблазнить меня.
— Гибсон Сент-Джеймс никогда не терпит неудач с женщинами! — выкрикнул он, несмотря на адскую боль в ребрах.
Самое ужасное — впервые в жизни он лгал.
Гибсон снова лег. Странное чувство охватило его.
Вначале он подумал, что это дают о себе знать переломы. Не стоило делать столь резких движений и так ожесточенно спорить.
Потом ему пришло в голову, что, возможно, всему виной голод: упоминание яичницы с беконом явно неблагоприятно на него подействовало.
Но в тот момент, когда она, уже в дверях, в последний раз испепелила его возмущенным взглядом, пришлось признаться себе, что дело совершенно в другом.
На Гибсона это было совсем непохоже. Он скучал по ней. А ведь она еще даже не ушла. Она была здесь, и его щека все еще горела от той пощечины. Но он уже тосковал.
Нельзя поддаваться этому чувству. Нет, нет, он должен вести себя как… мужчина.
К тому же она ему не по нраву. Пышнотелая блондинка — это, конечно, хорошо, но только не такая заносчивая.
И она уж слишком хороша, слишком невинна и так еще не по годам юна. Было бы несправедливо увлекать ее за собой в безысходность, в которой он пребывает со дня того злополучного пожара.
Он ей не нужен. Она — крепкий орешек. Если уж ей удалось уговорить шефа дать ей второй шанс, она без труда найдет дорогу в пожарную часть и без его помощи. Она без него обойдется.
А у нее неплохой удар.
Он тоже без нее обойдется.
Тем не менее ему потребовалось огромное усилие воли, чтобы не попросить Мими остаться. Гибсон до боли закусил губу.
Уставившись в потолок, он попытался отвлечься, перечислив по порядку всех американских президентов. Но где-то на Эндрю Дикинсоне, добавив несколько лишних Рузвельтов, не выдержал и начал мучительно прислушиваться к металлическому звону ключей, которые она положила на стол в столовой, шагам в коридоре и стуку яростно захлопнувшейся двери.
Гибсон считал себя сильным человеком, поэтому он не заплакал.
Пару секунд спустя ключ вновь повернулся в замке. Слава Богу! Еще один шанс! Она простила!
Было слышно, как она возится на кухне. Гибсон старался убедить себя, что это не имеет для него никакого значения. Мужчина всегда должен сохранять достоинство. Не забывать о гордости! Никогда еще женщина не уходила от него первая, и он не намерен позволить этому случиться сейчас.
Прошло несколько минут, и за это время Гибсону удалось взять себя в руки, и прежние самоуверенность и нахальство вернулись к нему. Наконец на пороге появилась Мими.
— Вот, — она проворно бросила ему свежий номер «Грейс-Бей кроникл» и поставила на ночной столик чашку горячего кофе и бутерброды. — Постарайтесь ничего не натворить, пока меня не будет.