Я не мог знать, что именно сейчас затейница-судьба отсчитывает последние секунды перед решительным вмешательством в плавный и, казалось бы, нерушимый ход моей жизни.
И вот свершилось: зазвонил телефон. В качестве гонца, принесшего мне известие о необходимости моего участия в грядущих событиях, был избран начальник моего отдела, который буркнул в трубку:
– Зайди!
Явившись на зов начальства, я узнал, что пришла разнарядка на учебу в Москву и руководство Управления решило направить именно меня, и что это – большая честь и огромная ответственность.
По простоте душевной я тут же подумал, что меня хотят отправить учиться в 101-ю Школу (так тогда называлось учебное заведение, где готовили кадры для внешней разведки). Однако оказалось, что до 101-й Школы мне было еще очень далеко. Для такого рода учебы у нас в Управлении еще были не оприходованы более родовитые, чем я, молодые сотрудники (те, чьи родители или ближайшие родственники занимали хорошее служебное или партийное положение). Куда уж мне было с ними тягаться!
Выяснилось, что меня отправляют учиться на Курсы усовершенствования офицерского состава, сокращенно – КУОС, а в просторечии – «курсы диверсантов».
Учеба начиналась с января и заканчивалась в августе. Эти курсы, насколько я знал, находились под эгидой Управления «С» ПГУ КГБ СССР (нелегальная разведка). Прошедшие эти курсы молодые опера со знанием иностранных языков заносились в спецрезерв нелегальной разведки в качестве командиров или заместителей командиров групп специального назначения. При наступлении «особого периода» или во время войны эти группы, доукомплектованные резервистами: разведчиками, подрывниками и радистами, – планировалось забрасывать на вражескую территорию для реализации специальных силовых акций, а также для ведения агентурно-оперативной работы в тылу противника. Этим группам должна была передаваться агентура, находящаяся до поры до времени на связи у наших легальных резидентур. По завершении учебы прошедшие спецподготовку опера, как правило, возвращались в свои подразделения. Правда, по слухам, некоторым удавалось закрепиться в Москве, но таких было мало. Все отмечали, что на этих спецкурсах дают очень большую физическую нагрузку, и якобы некоторые не выдерживали, просились обратно в свои управления.
Конечно, я мог бы отказаться, сославшись, например, на отсутствие постоянной квартиры (мы тогда снимали забронированную квартиру на окраине города), на многочисленность семьи (уже тогда у меня было двое детей) и прочие обстоятельства.
Однако, с другой стороны, мне было вовсе небезразлично, что обо мне подумают начальство и коллеги по работе, если я откажусь.
А кроме всего прочего, мне, сказать по правде, самому было очень интересно: нелегальная разведка, парашют, пятнистый маскхалат, диверсии в глубоком тылу врага, приказ сурового, но справедливого командира: «Идите, лейтенант, и без „языка“ не возвращайтесь!» Ну и так далее... Романтика!
Надо сказать, что в те времена мы были простодушны и доверчивы. Мы полагали, что нашей могучей державой руководят мудрые и толковые головы, которые, на основе единственно правильной и верной марксистско-ленинской теории, все просчитывают и учитывают. Мы верили, что временные трудности и перебои с продовольствием рано или поздно кончатся, рассосутся как-нибудь; что впереди у нас – светлое, блистательное и спокойное для всего нашего народа будущее. Только вот несколько раздражал престарелый Леонид Ильич, который неутомимо награждал себя все новыми и новыми наградами. Это было очень чудно: и смех и грех! А вообще-то, воспринималось, как невинное чудачество старого, постепенно выживающего из ума человека, за спиной которого, однако, как нам представлялось, стоят мудрые и верные, недремлющие и не знающие сомнений. Уж они-то маху не дадут, они-то твердо знают, куда и зачем нам всем надо идти!
Кабул лета 1979 года даже и не подозревал, что по его улицам уже едут те, кому всего через несколько месяцев будет суждено первыми вступить в бестолковую, наверное, никому не нужную (а может быть, и нужную – кто его разберет!) войну. Эта война с нашим участием продлится десять долгих лет, исковеркает жизни не одному поколению людей. И даже когда мы уйдем из Афганистана, война не остановится, а вспыхнет с новой силой и уже полностью разорит и практически развеет по ветру то, что когда-то называлось государством Афганистан. А ведь намерения вроде бы были самые хорошие: мы просто хотели навести порядок. Но, как сказал какой-то мудрец, в этом мире осталось очень много беспорядка после тех, кто хотел привести его в порядок.