– Что за правило номер два?
– Когда видишь, что проигрываешь, бросай игру. Я проигрывала, поэтому убрала карты и ушла из-за стола. Я не остаюсь там, где меня не хотят.
– Тебя хотели, – прошептал Ян.
Она встала и тут же снова села, но не на кровать, а на пол, спиной к стене, а менора на окне оказалась справа. Огонь от свечи танцевал на ее лице. Никогда она не выглядела такой милой, юной, маленькой и уязвимой. Она была сильной личностью. Физически она была малышкой. Невероятно сексуальной малышкой.
– Если бы я знала, что ты еще хочешь меня… – произнесла она и замолчала.
– Что бы ты сделала?
– Я бы уволилась, – с легкостью ответила она. – И мы могли бы встречаться, не впутывая в неприятности ни тебя, ни твоего отца. Или меня.
– Ты уже уволилась.
– Слишком поздно, – заметила она.
– Искра, ты понимаешь, что я сожалею, да? Обо всем?
И он сожалел. После того, как он порвал с Искрой, он был намерен забыть обо всем. Он позволил отцу организовывать свидания вслепую с женщинами, которых тот одобрил, в основном, с дочерями его друзей и коллег по бизнесу. Ян это сделал, он ходил на свидания. Каждая женщина на этих организованных папой свиданиях была элегантной, утонченной, с длинными волосами, со сдержанным макияжем, без тату и пирсинга, кроме проколов в ушах. У каждой был уважаемый род занятий – одна профессор в католическом колледже, другая врач, еще одна – финансовый юрист, которая занималась одним из любимых его отцом благотворительным фондом. Все женщины были чудесны – умные, привлекательные и изысканные. Когда отец спросил, почему Ян не пригласил ни одну из них на второе свидание, мужчина смог лишь ответить: «Прости, но это не мой тип», хотя имел он в виду: «Я еще не забыл Искру и вряд ли у меня это получится».
– Я жалею об этом, – повторил Ян, когда Искра ничего не ответила на извинение. – И я не горжусь собой. Несмотря на то, что отец любит меня, а я его, была большая вероятность, что он уволит меня, если узнает, что произошло. Я не только переспал с подчиненной, но и меня на этом поймали. Я не хотел, чтобы ты увольнялась. Я не хотел терять уважение отца. – Ян потер лицо и зарычал, опустил руки на колени и снова посмотрел на нее. – Я сделал неправильный выбор, не рассказав тебе правду. Я поступил, как слабак, а мне не хочется так думать о себе. Я хотел ударить Хеггерти за то, что он угрожал мне, нам. Так выбить из него дерьмо, что меня это даже пугало. Пугало. Мои чувства меня пугали. Поэтому я… – Он пожал плечами.
– Ты смирился с потерей.
– Думаю, именно это я и делал, – согласился он. – Смирился с потерями. Я потерял слишком многое, когда лишился тебя. И когда ты уволилась и вышла из здания, я почувствовал, будто я теряю то, без чего не смогу жить.
– Черт возьми, Ян. Жаль, ты не сказал об этом тогда, вместо того, чтобы держать в себе, – сказала она.
– Я тоже, – сказал он. – Можешь простить меня?
Когда она, наконец, ответила, казалось, прошла целая вечность.
– Да, я могу простить тебя.
– Я не заслуживаю этого. Ты лучше меня.
– Я знаю, – произнесла она, улыбка затаилась в уголках губ.
– Я хочу быть с тобой, – сообщил он. – Так, как ты захочешь. Хочешь заниматься сексом – просто сексом – я смогу. Это не то, чего я хочу, но, если это сделает тебя счастливой, если это исправит все, что я сделал, я готов.
– Чего ты от меня хочешь? И не говори, что хочешь быть другом. Мы оба знаем, что это не так.
– Я хочу тебя. Столько, сколько ты готова мне дать. Я не выдержу, если ты снова уйдешь из моей жизни. Вчера ты это сделала, и через три секунды я уже бежал за тобой на парковку. Ты сделала это вчера вечером, и через две секунды я уже бежал за тобой к гаражу, чтобы остановить. В прошлый раз я все испортил. В этот раз я ничего не хочу портить. Пожалуйста, скажи, что дашь мне еще один шанс. Это все, о чем я прошу.
– Я здесь, – сказала она. – Я поехала к вершине вулкана, которая покрыта снегом, чтобы подарить тебе подарок, который сделала своими руками. Я упомянула о вулкане? – Она указала на вершину вулкана Худ, его снежная вершина сияла в лучах солнца.
– Вулкан тебя нервирует, да?
– Меня нервируешь ты, – ответила она, отворачиваясь от окна и встречаясь с ним взглядом.
– Я нервирую тебя? Я? Ян Эшер нервирует Искру Реддинг? Это все равно, что сказать, будто Давид нервирует Голиафа.
– Давид убил Голиафа, – заметила она.
– Но Давид не нервировал Голиафа.
– Если бы Голиаф был умнее, он бы нервничал, – сказала она. – Я достаточно умна, чтобы нервничать.
Она подняла подбородок и посмотрела ему прямо в глаза, заставляя его принять то, чего они оба хотели.