— Ты уже не на работе. Зови меня Мэтт.
— Доктор, — демонстративно говорит она. — Пожалуйста, отдайте мне мой рюкзак. Или я вызову охрану.
Я смеюсь, потому что она действительно весёлая. Никто никогда не угрожал вызвать из-за меня охрану.
— Обращайся ко мне Мэтт. И если ты собираешься вызвать охрану, обязательно попроси Томми. Он молодой, и у него есть небольшой шанс поймать меня прежде, чем я убегу отсюда с твоим рюкзаком JanSport. Во всяком случае, что у тебя здесь?
Он ничего не весит.
— Мой ланчбокс. Бутылка воды. Пустой пластиковый контейнер.
Пластиковый контейнер.
Я оглядываюсь, чтобы посмотреть на неё. Она быстро идёт за мной. Я действительно намного выше неё.
— Ты приносила ещё банановый хлеб?
Она кивает и переходит почти на бег.
— В прошлый раз Патриции ничего не досталось, я чувствовала себя плохо.
— В прошлый раз я тоже ничего не получил, — подчёркиваю я.
Она фыркает.
— Да, хорошо, я не чувствую себя плохо из-за этого.
Я снова смотрю вперёд, чтобы она не могла увидеть мою улыбку. Ну вот опять она с этой грубой честностью. В операционной она абсолютно послушна. В любом ином месте нет.
Мы спускаемся на первый уровень гаража, отведённого для врачей. Бэйли останавливается возле чёрной Ауди, поворачивается и ждёт, что я присоединюсь к ней.
Я усмехаюсь.
— Это не моя машина.
Она кивает.
— Верно, конечно. Сейчас я это вижу.
Она отправляется к ярко-жёлтой Феррари одного из пластических хирургов. Пафосный номерной знак гласит: SXY DOC88.
— Мы на месте.
— Даже не близко.
— Ох, ну ладно. Я понимаю. Ты не публичный. Возможно тот серый Рендж Ровер?
Я нажимаю кнопку разблокировки на моем брелке, мигают задние фары. Вот она, машина, на которой я езжу со времён медицинской школы.
— Ты шутишь. Приус?! Сам сатана водит Приус?! — Она поворачивается, словно надеется увидеть кого-то ещё и разделить этот момент. Но у неё есть только я.
Я пожимаю плечами.
— У него хороший расход топлива.
Бэйли часто моргает.
— Я не была бы больше шокирована, если бы ты запряг лошадь с повозкой.
Я смеюсь и открываю заднюю дверь, чтобы бросить её рюкзак.
— Садись. Дорога ведёт в ад.
В тишине мы пристёгиваёмся, в тишине выезжаем с парковки и молча выезжаем на проезжую часть.
Наконец, я спрашиваю:
— Где ты живёшь?
— В западной части. Прямо напротив Франклинского Парка.
— Хорошо. Мне кое-куда нужно заехать. Ты не против?
— Учитывая, что ты забрал мой рюкзак и заставил сесть в твою машину, не думаю, что имеет значение то, чего я хочу.
Вижу. Она все ещё обижается. Все в порядке.
— Хорошо. Рад, что мы на одной стороне.
Она не думает, что я смешной.
Постукиваю большим пальцем по рулю и пытаюсь сосредоточиться на дороге, а не на ней.
Прошло много времени с тех пор, как кто-то, кроме меня, сидел в этой машине, много времени до тех пор, как я нашёл кого-то интересного, как Бэйли Дженнингс. Я пробую тайно изучить её. Она кажется очень маленькой, когда сидит. Две её могут поместиться на этом месте. Смотрю вниз и усмехаюсь, когда вижу, что на её ногах нет телефона. Разве она не должна писать Куперу и рассказывать о том, как прошёл её день? Не должна предупредить его, что находится в аду, потому что её везёт домой её раздражительный босс, который заставил плакать.
Я ослабляю свой галстук, неожиданно чувствуя себя неловко от этой близости.
Мы уже отъехали на несколько миль от больницы, когда она осмеливается заговорить:
— Если не считать того, что случилось сегодня, я что-то сделала, что обидело тебя? — О, хорошо, серьёзный разговор. — На протяжении последних нескольких недель, кажется, что я раздражаю тебя, и не могу понять, почему.
— Знаешь, вообще-то я надеялся, что мы будем сидеть в дружелюбной тишине на протяжении всей поездки. — Её взгляд пытается продырявить мой череп, поэтому я смягчаюсь: — Ты думаешь, это как-то связано с тобой?
— Да, — сразу отвечает она. — Но это бессмысленно, кажется, что твоя раздражительность усугубляется со мной. Не похоже, что ты кричишь на Кендру, когда она приносит тебе что-то дольше, чем одна секунда в операционной. Ты практически рычишь, когда видишь меня.
Это не может быть так. А если это так, то я не замечаю.
— Со мной сейчас происходит несколько вещей, — признаюсь, немного уступая ей.
— Связано с работой? — давит она.
— Отчасти да. Я жду ответа по поводу заявки на грант, но комитет затягивает рассмотрение.
— Патриция что-то говорила об этом.
— Это тяжело, не говоря уже о том, что в последнее время я беру больше дел. А чем больше дел, тем больше консультаций, документации, подготовок к операциям и после.
— Я понимаю, ты занятой парень, но это все еще не объясняет, почему ты выплёскиваешь свой стресс и гнев на меня? Ты не можешь пойти в зал или ещё что-то? Побить кресло-мешок?
Я улыбаюсь.
— Я думаю, ты имеешь в виду боксёрскую грушу.
— Я это и сказала. Теперь, что ещё? Ты сказал, что некоторые стрессы связаны с работой. Другие с личной жизнью?
Я включаю поворот и меняю полосу, не уверенный, что хочу пойти с ней по этому пути. Часть меня хочет признать, что меня раздражает, что она переписывается и флиртует с моим братом, если не брать во внимание то, что она не знает, что Купер мой брат. Я спросил у него об этом на днях, и он сказал, что речь об этом как-то не заходила.
Почему, чёрт возьми? Я сказал ему, чтобы он заговорил об этом специально. Проще не бывает. Купер сказал, что сделает это в ближайшее время, но не хочет её спугнуть. Словно родственные связи со мной могут всё испортить. На самом деле, его логика мне не понятна, но я сдерживаю себя и ничего не говорю Бэйли. Кроме того, у нас не было возможности поговорить об этом. Я вижу её только в операционной.
До сих пор. Пока не посадил её на пассажирское сидение в моей машине, словно все нормально. Я чувствую запах её духов. Замечаю каждый раз, когда она двигается в кресле, пытаясь почувствовать себя комфортно, или хочет отодвинуться от меня подальше?
Меня не должно волновать, что они переписываются, поэтому я сам себе говорю, что это не так, и меняю свою позицию по этому вопросу с чистой совестью.
Купер может делать все, что, черт возьми, ему угодно, и я продолжу жить как обычно. Это мой план, за исключением того, что он ещё не работает. Очевидно, я вёл себя как мудак во время работы. Представляю это.
— Давай поменяем тему, — говорю я, тянусь вперёд и включаю радио, если это поможет делу. Нет ничего, что сегодняшние хиты не смогут решить.
Бэйли убирает мою руку и выключает его.
— Нет, мы перейдём к реальной причине, почему ты меня ненавидишь.
Я хмурюсь.
— Я не ненавижу тебя.
— О, ладно, извиняюсь. Я просто тебе не нравлюсь. Какая разница?
Я ничего не говорю, и машина погружается в напряжённую тишину. Снова меняю полосу движения и выезжаю с автострады, когда заканчивается песня и начинается другая. Она с тяжёлым вздохом скрещивает свои руки.
— Я думаю, что просто должна уйти. Ничего не получается.
У меня такое чувство, что кто-то ударил меня кулаком.
— Что? Почему? — Бросаю быстрые взгляды в её сторону, стараясь фокусировать взгляд на дороге. Я не хочу пропустить свою очередь. — Из-за того, что произошло сегодня в операционной?
— И да, и нет. Отчасти. Мне кажется, что твоё присутствие в операционной чересчур пугающее. Каждый мой шаг усугубляется и оценивается. Ты заставляешь меня чувствовать себя недостаточно быстрой и умной, чтобы идти в ногу с тобой. — Бэйли в поражении поднимает руки. — Возможно, мы просто плохая команда. Я думала, что смогу справиться с давлением, но сейчас понимаю, что работать с доктором Лопезом это ничто, по сравнению с тем, чтобы быть частью твоей команды. Доктор Лопез — солнышко, радуга и плей-лист из бич-бойз, а ты...
— Что я? — требую ответ.