До леса Белой метели мы домчались, пустив лошадей галопом, давая весеннему ночному ветру свободно развевать волосы и свистеть в ушах. Скача галопом, нужно привставать в стременах, а корпус пригнуть параллельно лошади. Руками приходится крепко держаться за узды, но и натягивать нельзя, чтобы не сбить лошадь с панталыку. В таком случае мне нравилось казачье седло, которое кстати и было позаимствовано у монгольских всадников. Оно имеет луку впереди, за которую удобно держаться, а также лука помогла мне забираться на лошадь, учитывая мою не лучшую физическую подготовку и маленький рост. Это гораздо удобнее европейского седла для меня.
У опушки мы остановились, нашли хорошую поляну и привязали лошадей. Условлено было, что если мы к утру не вернемся, то Баян отправится нас искать. Время было позднее — два часа ночи. И до рассвета оставалось часа три-четыре. Мы облачились в плащи. Я взяла одежду Июня Ху, так как он был меньше ростом. Тал Тал отдал мне монету для пароля, и как две белые тени мы двинулись по лесу к храму Лао Чжи, что в своих недрах прятал заговорщиков Белого Лотоса.
Как раз во время, отовсюду скользили белые тени словно призраки, явившиеся из-под земли. Они стекались к каменному храму, где когда-то прятались адепты запрещенного учения Дао. На ступенях застыла долговязая фигура привратника, которому все входящие отдавали продырявленные монеты. Я поступила также и беспрепятственно прошла внутрь. Тал Тал зашел следом, и пытаясь не расставаться, но и не разговаривать, мы заняли свои места в зале храма, где уже восседали остальные члены секты.
В глубине зала находилось возвышение, похожее на амвон в христианской церкви. Там стояло двое человек, в плащах таких же как и у всех. Но из их местоположения стало ясно, что они здесь главные.
Как раз один из них звучным голосом по-китайски возвестил о начале собрания. На середину храма на деревянном постаменте выкатили каменную статую Мейтрайи. Зазвучали молитвы и мантры. Потом все присутствующие возложили свои подношения Белому Будде. Главари на амвоне прочитали несколько пламенных речей, призывающих бороться с взяточничеством и коррупцией монгольского правительственного аппарата.
Я подобно остальным сектантам одобрительно загудела. Тал Тал мужественно сдержался.
— А теперь, — сказал капюшон на сцене, — наш брат Июнь Ху расскажет, что ему удалось узнать, когда он был в Дайду. И Мейтрайя укажет нам кто из монгол будет нашей следующей целью!
Братья оживились. Я огляделась. Но Июнь Ху не хотел подниматься на сцену.
— Июнь, выходи же и расскажи нам все! — подначивал главарь Белого Лотоса.
Я занервничала. Тал Тал взглянул на меня глазами, полными отчаянья.
— Июнь Ху — это ты, — прошептал он.
— Знаю.
— Я сам пойду, — он встал.
Я секунду металась в мыслях как загнанный зверь, а потом решительно схватила Тал Тала за руку, посадила на место и направилась к сцене. Возможно, он бы попытался меня удержать, если бы не окружающие нас братья.
Не о чем не думая, полагаясь на импровизацию, я поднялась на амвон, поклонилась двум главарям и встала посреди сцены. Им нужна революция, они ее получат. Я сцепила руки в замок.
— Говори, брат, ты так долго готовился, — подбодрил меня один из капюшонов.
Я кивнула.
— Кто мы? Мы ханьцы! Чего мы хотим? Свободы! — начала я дрожащим тоном, наблюдая за тревожным взглядом Тал Тала, — а кто нам мешает ее получить? Проклятые монголы. Вот уже много столетий они держат нас в железном кулаке, не давая Мейтрайи спуститься с Небес и установить Эру Белого Лотоса.
Тал Тал одобрительно кивнул.
— Я, Июнь Ху, пропагандирую свободную любовь!
Глаза Тал Тала удивленно округлились. Пожалуй, это пропагандирует Тан Ке Ши, ему бы понравилось. Зайдем лучше с другой стороны.
— Мы не можем свободно ходить по своей земле, собирать урожай, торговать и даже жениться. А между тем Мейтрайя не делает различий между крестьянами и чиновниками, между монахами и воинами, между мужчинами и женщинами. Для него все люди равны, кроме монголов! Вот они-то пришли на нашу родину и пытаются утопить ее в крови! Но, братья, я был в столице и проник в сам дворец императора Поднебесной, и что я там увидел. Что не император правит страной, что не он придумывает бесчеловечные законы, мешающие нам свободно жить. Сам император Тогон-Тэмур находится в плену жадных рук канцлера. Да! Именно канцлер Эль-Тимур установил военную диктатуру, подкупил чиновников, не разрешает китайцам занимать правительственные должности, запретил наше учение, согнал тысячи рабов на строительство дамбы. А кроме того он сговорился с ильханитами, установившими монополию на торговлю в стране, так что наши крестьяне не имеют права торговать и получать даже тех жалких грошей, что им положены. Непосильное бремя налогов лежит на наших душах и телах, а виною всему он, Эль-Тимур, я видел собственными глазами, что печать императорского дома у него в руках. Под страхом смерти он держит императора и всю его семью. Канцлеру удалось убить уже несколько предшествующих ханов, и это не сойдет ему с рук, так как небо взывает к отмщению. Есть грехи, несмываемые ничем, кроме крови и, конечно, денег. И я взываю к вам, как ко всем нам и взывает Мейтрайя, ожидающий, когда мы освободим ему путь для пришествия, отомстим же канцлеру, свергнем его проклятую власть! И будем взывать все вместе, о, Мейтрайя, приди и освети своим светом вселенную и помоги нам избавиться от канцлера! — я подняла вверх руки и указала на статую
Зрители дружно загудели, также взывая к Будде. Оба главаря подошли ко мне.
— Итак, мы определили нашу цель, благодаря Июню Ху, и это канцлер! Мы собираемся в следующий раз через три дня, в тот же час, и Июнь подготовит для нас план нападения на товарный караван Эль-Тимура. Мы заберем все его деньги и товары, но не заберем себе ничего, ибо мы все дали обет бедности. Мы отдадим это нуждающимся, а теперь помолимся, братья!
Я спустилась со сцены и присоединилась к общей молитве. Тал Тал все еще беспокоился, но мне казалось, что все прошло хорошо. Народ подтягивался к выходу, мы плелись в конце.
— Стой, — Тал Тал вдруг схватил меня за руку и увлек с собой за колонну.
Несмотря на близящийся рассвет в храме царила полутьма, особенно после того, как все факелы потушили.
— Что такое? — прошипела я.
— Посмотри, когда они выходят, они предъявляют привратнику другую монету.
— Как же так? — я выглянула из-за колоны, так и есть. Сектанты отдавали привратнику что-то.
— Что это? У нас больше нет монет.
— Думаю, это пароль для выхода. Июнь Ху специально нам ничего об этом не сказал, чтобы нас поймали на выходе.
— Что же делать? — испуганно спросила я, — как мы выйдем?
— Никак, лучше остаться здесь, тут около ста человек, полагаю, они не заметят отсутствия двух.
Тал Тал повел меня, прячась в тени колонн за сцену. Там мы нашли незапертой дверь в малюсенькую комнату. Она напоминала собой лифт, высокий и узкий. Вверху не было крыши или же там была дыра, так что можно было увидеть сереющее небо.
Вдруг рядом раздался ужасный грохот и голоса.
— Давай, давай, запихнем его туда!
Наша дверь раскрылась. Я вжалась в одну стену, а Тал Тал в другую. Но на нас никто и не смотрел. В комнате медленно, но верно стала появляться статуя Мейтрайи.
Наконец ее впихнули полностью. И мы услышали удаляющиеся голоса сектантов.
— Ты запер статую?
— Да, запер.
— Тогда запри и все входные двери.
— Хорошо, Лю Футунь.
И тишина. Я досчитала до тридцати. Меня слегка прижало статуей к стене, но в общем двигаться я могла.
— Господин Тал Тал, вы в порядке? — прошептала я.
— Да…нет…не совсем, — услышала я сдавленный голос Тал Тала.
Он находился у стены напротив и мне совсем не было видно, что там, статуя занимала собой почти всю комнату. Мне просто повезло, что я была такая маленькая, поэтому я проскользнула, вытерев плащом живот Мейтрайи. С большим трудом я протиснулась к Тал Талу. В его грудь упирался локоть статуи, не давая ему двинуться с места.