Из подземелья навстречу нам вышел Тан Ке Ши. Он поднимался из тюрьмы, где сейчас находились слуги Танашири, видимо, чтобы проведать их.
Увидев меня, он округлил глаза. Я также выпучила свои. И бросилась ему навстречу. Я уже знала, чего попрошу у него.
— Господин Тан Ке Ши!
— Мату! Так это ты! — он в ужасе схватил меня за плечи и потряс, — так это ты, та самая наложница, что оскорбила Его Величество?!
— Да, это я, это я, но господин Тан Ке Ши, ведь это ты можешь, спаси меня, спаси, прошу, умоляю, я этого не выдержу, ты же знаешь, я ненавижу боль, это ужасно, прошу спаси меня от этих пыток.
— Мату, — губы Тан Ке Ши побледнели, — я ведь не могу отменить приказ императора.
— Как не можешь, ты же сын канцлера, а он что хочет то и делает.
— Да, да…точно! — он облизал пересохшие губы.
— Тан Ке Ши! — раздался грозный оклик. На лице Тан Ке Ши появился страх. Я оглянулась и увидела канцлера в сопровождении Талахая. Они также направлялись сюда.
— Оставь эту девчонку и иди сюда, ты мне нужен! — канцлер едва ли взглянул на меня.
— Отец, господин, — Тан Ке Ши отпустил мои плечи, — я сейчас должен быть здесь.
— Тан Ке Ши! — канцлер скроил недовольное лицо.
— Тан Ке Ши, — я сама схватила его за руку.
Канцлер взглянул на меня, а потом на сына.
— Ты хочешь ослушаться меня? Не смей помогать ей. Будет лучше, если она умрет.
— Нет, отец, нет, — прошептал Тан Ке Ши.
В его глазах отразился страх и я поняла, что он борется со своей больной зависимостью от мнения отца. Я вцепилась в его руку. Тан Ке Ши колебался.
Тогда канцлер развернулся и отошел на несколько шагов. Я услышала по голосам людей, что сюда идет император. Тан Ке Ши высвободил свою руку.
— Я…я приду, я позже приду, — сообщил он, заикаясь.
— Тан Ке Ши, не уходи, прошу, — слезы потекли по моим щекам, — сделай одолжение, прошу, убей меня прямо сейчас.
— Убить? — его глаза бешено завращались, — я не могу, не могу тебя убить, Мату!
— Убей, убей прежде, чем меня начнут пытать.
Он отчаянно взглянул на меня.
— Нет, нет, ни за что, но я вернусь, только дождись меня, слышишь?
Тан Ке Ши оставил меня, уйдя к канцлеру. Эль-Тимур отвесил ему пощечину, как только он подошел. Но кажется Тан Ке Ши было все равно, он провожал меня взглядом, не слушая отца. Талахай держал его за локоть, бросив на меня прощальный взгляд. Я не успела узнать, чем закончится эта сцена.
Евнухи завели меня внутрь и вышли, предоставив дальнейшее тюремщикам. Это было двое крепких мужчин-китайцев с лицами наполовину закрытыми масками. На их одежде была застывшая кровь. В клетках уже сидело несколько человек, все они стонали, занятые собственной болью, не обращая внимания на меня.
Один тюремщик усадил меня на деревянный стул и крепко привязал руки к спинке, а ноги к ножкам этого стула. Они принялись переговариваться между собой.
— Будем ждать Его Величества?
— Он велел начинать без него, потом придет.
— Тогда приступим.
Они подошли. В голове образовалась звенящая пустота. Я хотела что-то сказать, но не знала что. Все вылетело в одно мгновение. Один мужчина взял маленький заостренный ножичек и присел рядом. Он нанес мне первый небольшой разрез на руку. Я дернулась, но от страха не почувствовала почти боли. Затем он еще и еще раз проткнул руку в нескольких местах. Тонкие струйки крови потекли на пол. Моя рука стала гореть как в огне, а по щекам побежали слезы отчаяния. Мне оставалось только молиться, чтобы это быстрее закончилось.
— Сразу все ее не режь, а то быстро умрет. Давай ей ноги переломаем, — я услышала эти слова как во сне. Мне начало сильно тошнить.
Тюремщики принесли стопку деревянных плоских досок и положили рядом с моим стулом. А потом отвязали мне ноги от стула и положили на эти дощечки. Мое тело затряслось, я не могла сдерживать эту дрожь. Голос вновь обрел силу, я закричала, мотая головой.
— Прошу, не надо! Не Надо, Боже, Господи, помоги!
Не помня себя от страха, я кажется повторяла слова молитвы так долго как могла, как повторял мантру Тогон в подземелье. Мужчины тем временем, привыкшие к таким приступам отчаянья своих подопечных, подкладывали дощечки одну за другой мне под ноги, так что они стали подниматься вверх, в коленях возникла жуткая боль, еще немного и они изогнутся в обратную сторону.
— Кому ты молишься? — спросил вдруг один из тюремщиков, — своему христианскому Богу.
По моему лицу текли крупные капли пота, смешиваясь со слезами. Я еле-еле сосредоточила взгляд на лице мужчины.
— Да, — ответила я, мои губы высушились и потрескались, и хотя я немного времени провела в тюрьме меня мучила сильная жажда.
— Он не поможет тебе.
— Поможет, — ответила я.
С моих губ сорвался болезненный стон.
— Кто-то идет, — тюремщики уставились на лестницу, застыв в поклоне, полагая, что это император.
Я не могла повернуть головы, мои колени болели настолько, что я боялась больше не смогу ходить, если только выберусь. На руку, истекающую кровью, я почти не обращала внимания, хотя она горела огнем.
— Господин генерал! — услышала я встревоженные голоса.
— А ну выйдите! — это был голос Баяна.
Я подняла голову, он был там. Его лицо было такое грозное и мрачное. Он бросил на меня быстрый взгляд и отвел глаза. Я хотела бы, чтобы он сказал мне что-нибудь.
— Генерал Баян, — прошептала я, превозмогая боль.
Баян уже видимо хотел выйти, как вдруг подошел и ногой выбил доски из-под меня. Мои ноги резко упали на пол, я вскрикнула и скорчилась, так как это причинило довольно сильную боль.
— Господин генерал! — воскликнул тюремщик, — что вы делаете? Ноги еще не сломаны.
— Ей предназначена другая казнь. За этим я и пришел, нужно сходить за крысами, пошли за мной.
Я взглянула на Баяна, он будто, замешкавшись, смотрел на меня, и казалось, что его тошнит как и меня. Потом он развернулся и отправился наверх. Тюремщики за ним.
Меня охватила какой-то новый приступ боли и отчаянья, и я в голос заплакала, выражая эту мучивший меня ужас.
— Мату, Мату! -позвал меня чей-то голос.
Но я никак не могла открыть глаза. Их заволокла пелена отчаяния. Чья-то рука схватила меня за подбородок. Я завертела головой в разные стороны, но вдруг я поняла, что узнаю эти мягкие прикосновения, такие невесомые как крылья ангела. С трудом я сосредоточила взгляд перед собой, и увидела Тал Тала. Он наклонился надо мной, его волосы казались огненными в свете этих фонарей. и он тревожно смотрел на меня, держа мой подбородок, чтобы я не вертелась.
— Мату, выпей это быстрее.
Его другая рука поднялась и в ней был маленький пузырек.
— Что это? Что это? — прохрипела я.
— Это яд, это единственное, чем я могу тебе помочь. Прошу выпей.
— Яд, — мое сердце вдруг ухнуло вниз, — мне выпить его?
— Да, чтобы избавиться от мучений. Прости меня, прости.
Его пальцы на моем лице вдруг словно стали железные и он сдавил мои щеки так, что рот открылся. Я поняв, что это все, закивала головой, давая свое согласие. Его руки смягчились. Он влил мне жидкость, похожую на красное вино на вкус, в рот и наконец отпустил.
Я успокоилась. И все перестало иметь значение. Люди, стонавшие в камерах. Я видела стражника, делавшего вид, что не видит, как Тал Тал дал мне яд. И его самого. Он стоял напротив, я взглянула на него, и почему-то из глаз вновь потекли слезы, мои губы дрогнули и я засмеялась.
— Ах, как жаль, что ничего не вышло, господин Тал Тал.
Его глаза по-прежнему так черны. Он с горечью смотрел то на меня, то на пустой флакон яда.
— Это я виноват, что не выполнил того, что хотел с самого начала…
— Прошу вас, — я перебила его, — прошу вас. Вы ведь похороните меня по христианским обычаям. Это последнее, что можете сделать для меня.
Вдруг с улицы раздался оглушительный гром. Как будто над нами перевернулась колесница.
— Что это? — спросила я.