Анатолий Митяев
Горячий гвоздь
ПТИЧИЙ ПИР
Земля поспела к Первомаю. Поэтому трактористам не пришлось быть на празднике. Они с утра поехали пахать поле. Если вовремя не вспахать спелую землю, она пересохнет, зерно, посеянное в неё, не взойдёт.
В поле было хорошо. Дул тёплый ветер, с чистого неба светило солнце. Тракторы легко тащили плуги и бороны. Лемеха плугов переворачивали пласты земли, зубья борон разбивали их в мелкие комья. Сизый дымок шёл из тракторных труб. Маленькие флажки, будто красные бабочки, трепетали над радиаторами.
Первыми работу в поле увидали галки. Всей стаей снялись они с тополей и полетели на пахоту.
Скворцы у скворечников посвистывали, пощёлкивали, вдруг замолчали разом — соображали: куда это галки направились? Сообразив, понеслись вдогонку.
Грачи на луговине тоже догадались, в чём дело. Один грач с крылом редким, как старая расчёска, поперхнулся от волнения:
— Батюшки, опоздали! Мы тут попусту носами в кочки тычем, а они там едят…
Широкими крыльями загребают грачи воздух — торопятся: а вдруг на самом деле не достанется еды на их долю?
Чайка с озера прилетела на птичий пир. Все гости чёрные, одна она белая.
Птицы, как склюют червяков, пускаются за трактором. Отчаянные прямо под плуг лезут.
Грач, у которого крыло редкое, никак не мог выбрать себе трактор. То к одному подлетит, то к другому — где червяков больше, решить не может.
В полдень у трактористов был перерыв.
Трактор стоит — птицам около него делать нечего. Да и наелись они до отвала. Галки улетели на тополя. Скворцы — к скворечникам. Грачи — на луг. Чайка — на своё озеро.
Только одинокий грач ходил по пашне, прыгал с комка на комок. Это был тот, что выбирал, у какого трактора выгоднее кормиться. Выбирал, выбирал — и остался голодным.
СЕКРЕТ БАБУШКИ БАБУРЫ
В конце апреля начались лесные удовольствия. Для пчёл на голой опушке расцвели ивы. А для людей на вырубке около старых пеньков стали расти бабуры — грибы строчки.
Бабура цветом, как боровичок, коричневая. Вкусом — боровичка слаще.
Прошлогодняя трава в лесу белёсая, промыта дождями да снеговой водой. Но и в такой белёсой траве коричневую бабуру не сразу найдёшь — мешают старые ореховые листья. Очень они с бабурой схожи. Думаешь, это гриб, а это лист. Надоест к листьям бегать, грибы начинаешь пропускать.
Удачливее всех собирает весенние грибы бабушка Бабура.
— Бабуры к Бабуре сами в ведро лезут, — говорят соседи.
Как-то бабушка чистила грибы на крыльце — крупные, по кулаку.
— Бабушка, — спросил я, — почему вас Бабурой зовут? За удачливость?
— Фамилия моя Бабурина, вот и зовут, — ответила бабушка.
— А как вы столько грибов собираете? Может, секрет есть?
— Есть, — согласилась бабушка, — без секрета не наберёшь. Сказала бы тебе, да ты другим расскажешь… Ну и рассказывай, — вдруг повеселела бабушка. — Я беру крупный гриб, а маленький не беру. Накрываю листом. От тебя и от других душегубов прячу. Рву, когда вырастет. Вот тебе и секрет.
— Неужели помните, где листок положили? — удивился я.
— Листок не помню, пенёк помню. Пеньки-то, они приметные: какой еловый, какой берёзовый, какой горелый, какой с муравьём… А самый-то первый секрет я тебе не сказала. Сказать?
Лицо бабушки Бабуры сделалось строгое, она положила гриб и ножик на ступеньку, оперлась руками на колени, будто хотела встать, и я понял: сейчас узнаю самое важное в грибном деле.
— Самый-то первый секрет такой: хочешь грибов набрать, вставай раньше солнышка.
ЯГОДЫ
Света беленькая, лёгонькая, как пушинка. Не сидится ей на месте, словно её ветер носит.
— Мам, пойдём за ягодами! — просит Света.
— Рано ещё, — отвечает мать. — Танёнка с Дуняшкой ходили, с пу́стом пришли.
— Может, они плохо искали, — не отстаёт Света и всё-таки уговаривает маму.
В большом лесу земляника только цветёт. Белые цветы, как любопытные глазки, смотрят на лесной мир: на тяжёлые ветви елей, на стволы в смоляных подтёках, на муравейники. И на своих маленьких соседей глядят — на кустики кислицы, у которой листочки тремя зелёными сердечками.
На краю большого леса цветов меньше. Тут светлее, теплее, поэтому уже завязались ягоды — зелёные, жёсткие комочки.
— Дальше, дальше пойдём, — торопит Света маму, — на вырубку, на самый бугор!