Любовь пронес я через все разлуки
И счастлив тем, что от тебя в дали,
Ее не расхватали воровски чужие руки
Чужие губы по ветру не разнесли.
– Вставай! Stand up! Do you understand?
Артем, от металлических ударов по телу, ощутил резкую боль, и с трудом медленно открыл глаза. И в тот же момент получил очередной удар сапогом в грудь. Запах крови смешался с запахом нового дня, а значит с новой порцией унижений, и глухой неизвестностью впереди. Парень поднял взгляд, перед ним стоял воин армии моджахедов. М олодой афганец, лет за 25-ть в типично афганской одежде, в серо-голубой рубахе и штанах-шароварах такого же цвета. Сверху надет темно-серый пиджак из шерстяной ткани, на голове грязно-белого цвета чалма, на шее чёрный шарф, на груди подсумок для магазинов, так называемый "лифчик".
Обычно советские солдаты, предпочтя смерть плену и издевательствам, под рывали себя гранатами. Возможно, и Артем поступил бы точно также, но его вертолет был сбит, и парень чудом остался жив после падения. Что было после крушения, и как попал в плен, не помнил, несколько суток оставался без сознания. Первый год плена был самый тяжелый. Теперь вся жизнь Артема состояла из постоянных издевательств, из боли, страха, дневной жары, ночного холода, грязи, вони, вшей, голода. Осенние ночи в Афганистане холодные, пронзительные ветры – ледяные, но стоит затихнуть ветру и выйти солнцу, как начинает припекать по-летнему. Каждый вечер, у парня где-то в самом дальнем уголке сердца просыпалась надежда на спасение. А каждое утро начиналось с осознания того, что следующий вечер может и не наступить.
Артем стал походить на зверя в клетке. Со стороны можно было подумать, что он сломался, смирился, что в нем убили все живое. Но, на самом деле, он затаился, копил силы, терпел все ради крохотной возможности на решающий прыжок. Он верил что, рано или поздно жизнь даст ему этот шанс на спасение, даже если придется ждать вечность.
Из ямы выпускали один-два раза в день, справить нужду. Кормили только соленой пищей, воды если и давали, то только глоток за сутки. Каждый мимо проходящий, каждый желающий мог согнать свою злость на нем, ведь он неверный, а значит хуже собаки. В результате пыток многие кости рук и ног были раздроблены. Раны ныли, заживали медленно, а кости срастались не ровно.
Обречённых на смерть советских военнопленных афганские душманы редко когда убивали сразу. Везло толь ко тем единицам, кого афганцы хотели обменять на своих или подарить в качестве «жеста доброй воли» западным правозащитным организациям, чтобы те, в свою очередь, на весь мир прославляли «великодушных моджахедов». Большинство же обрекали на смерть… Обычно гибели пленного предшествовали страшные пытки и истязания, от одного описания которых становится не по себе.
Вот и Артем поначалу, решил, что его держат в целях дальнейшего обмена, потом же появились сомнение , затем непонимание : зачем все это, ради чего, почему не убивают, для чего держат? На пятом году плена попросту перестал думать об этом. Время от времени его продолжали отводить к мулле, который усердно, но безуспешно, пытался склонить к переходу в исламскую веру. Артему шел 31 год.
***
На улице был теплый май 97-го. На вокзале приграничного украинского городка в воскресенье как всегда шумно, толпы студентов спешат на учебу в столицу. Молодежь на перроне увлеченно щебечет, смеются, дурачатся, рядом стоящие старики на них шикают, пытаясь хоть ненадолго угомонить ребят. В последний вагон, немного торопясь, но тихо и с особой осторожностью зашли двое. Молодой коренастый парень и прихрамывающий сутулый мужчина неопределенного возраста. Сказав что-то проводнику, сели в первое купе. Вели себя тихо, и только изредка в беседе звучали тревожные и звонкие ноты напряженной беседы. На протяжении всего пути никого больше к ним не подсаживали.
– Подожди! Но ведь в феврале 89-го советские войска были полностью выведены из Афганистана…. – не сдержав эмоций, звонким голосом возразил Роман, тот самый молодой коренастый попутчик.
– Конечно, полностью, – на лице Артема промелькнула, еле заметная улыбка полная горечи и печали. – Вот только ты мне ответь: что случилось с теми, кого так и не признали ни пропавшими, ни погибшими, с теми которые просто исчезли и из жизни, и из списков?
– Это как?
– Да, просто… Моя «вертушка» была сбита в сентябре 86-го в районе Джелалабада. Но об этом, пожалуй, знают только моджахеды, я, а теперь еще и ты. – В голосе чувствовался сарказм.– Впрочем, знают и другие, но только признавать этого не хотят. Пойди, загляни в советский архив, там записано, что были сбиты два вертолета. Но, я то знаю, что был и третий. Я был! Понимаешь? Я был, я есть! Я тот самый третий, потерю которого так и не признали. А и действительно зачем?! Если признать, то придется искать. А где искать?! Вот и получается, что так всем проще. Нет человека – нет и проблемы.