Впереди группа мародёров, ведущих огонь с укреплений? Проблему решит клон на крыше с использованием стихийного электрического оружия, пока Зейн настигнет их с фланга и расстреляет со стихийного огненного. Впереди группа корпоративных служак вместе с турелями и роботами? Проблему решит одновременное использование площадного оружия с коррозией и радиацией.
Вообще-то, одновременность использования разных стихий и можно назвать исключительной чертой Зейна, как бойца, а самым шокирующим для Амары стала его победа над Вотаном.
Как стало известно, высокотехнологичный робот окружил себя непробиваемыми щитами, оставив уязвимую «макушку», так вот Зейн Флинт живо смекнул воспользоваться вышками, к которым его доставил гравилифт, и оставил клона с Дожигателем. Его стихия не имеет значения, так как это чудо оружестроения корпорации Vladof способно убивать и уничтожать, ну, всё! Хотя, для ясности, я упомяну, что он был коррозионным, то есть вдвойне смертельным, если так можно выразиться, для металла бронированных роботов. Так вот, когда клон единожды выпустил сверкающий шар из Дожигателя, с половиной поддерживающих искусственную жизнь функций Вотана можно было распрощаться. Оставшееся легло на широкие плечи Зейна, а именно: расстрелять по очереди обе половины, одна из которых почему-то была Лучшей, хотя по факту огрызались снарядами и сферами они одинаково часто и больно. Плюс ко всему, вокруг Вотана летали его приспешники, маленькие Сферы смерти, как окрестил их когда-то Риз и был по-своему прав. Только с плеча у Зейна Не промах Флинта вылетел свой защитник, как отвлёкший на себя всё внимание Суперсфер, так и устранивший их по очереди замораживающими пулями.
В общем, Вотан был сражён с ликованием
Позже она имела наслаждение наблюдать за тем, как Зейн и его клон не оставляли шанса фанатикам, взяв в руки Капкан: гудрон в сочетании с напалмом устраивал взрывы, из-за которых у Моуз наворачивались слёзы радости и зависти. Ещё позже он устроил представление, уничтожая бирюзовые энергосферы, летящие из снайперской винтовки АСМД клона, точечным лазером-выстрелом из своей, тем самым разбрызгивая кровавые внутренности маливанских солдат и микросхемы и платы их роботов. Как-то в руки он взял Смертельный Захват… ну, а дальше вы уже можете вообразить себе, что стало с теми, кто по глупости по своей осмелился поднять на Зейна оружие.
Будучи могучей сиреной Амара умела мановением руки поджигать, бить электричеством и наконец расплавлять в коррозии кого и что бы то ни было за считанные секунды, то есть впечатляюще картинно убивать, но она всё же была впечатлена тем, что и обычный человек, хотя лучше сказать профессиональный наёмник, достиг почти того же, что и она, при помощи технологичных устройств.
Покажется удивительным, но этот неунывающий и неутомимый многоталантый мужчина, пожалуй, не способен на единственное. Крепко спать.
Амара не раз замечает, как он ночами дырявит глазом потолок, никоим образом не интересный даже в её любовно обставленной каюте; или дышит часто, подрагивает и просыпается, видя явно многочисленных искалеченных призраков богатого прошлого. Оно может и способствовало в создании практически неубиваемого оперативника, который и в настоящем способен удивить своими скоростью, смекалкой и стильными убийствами, но и оставило шрамы намного глубже тех, которые можно разглядеть на настрадавшейся коже.
Как бы ни был быстр Зейн Флинт, сон убегал от него быстрее. И Амара всерьёз задумалась, чем может помочь, поскольку с тех пор, как он ворвался в её каюту — с отражающимися похабными мотивами в сверкающем взгляде и c явно звучащей придушенной страстью в полушёпоте, — она распрощалась с прошлыми представлениями о нём, как об отличном напарнике и блудливом пропойце одинаково.
Партальские боги, она знакома с ним пару месяцев, а уже не представляет, как жила без него!
Он стал важной частью её жизни, и она чувствует взаимность, поэтому считает своим долгом подарить ему покой. Ей требуется два вечера. Две медитации, в одной из которых она воспаряет над ковром в окружении свечей, чтобы задать вопрос информационному полю Вселенной, а в другой — получает от неё ответ. И не медлит с его применением на практике.
Она иногда отбирает у него бутылку (и иногда без боя) садит его спиной к своей спине, учит дышать, замирать в определённых позах и очищать сознание от всех бесформенных негативных образов. Учит не спешить, подготавливает его к наилучшему восприятию окружающей действительности. Каждый день понемногу. Каждый день с поощрениями.
Зейну требуется намного больше времени, он всё так же жмурится, часто дышит, хватается за саднящие виски, не спит, но постепенно ощущает благотворное воздействие и пробует заснуть снова.
Приближение вечерних часов стало означать для Флинта намного большее, чем окончание корабельных или сторожевых обязанностей и отдых в тесных и иногда голых, что немаловажно, объятиях полюбившейся сирены после контрастного душа. Приближение вечерних часов стало означать полновесный отдых, не бессонное шатание по кораблю в приглушённом свете в поисках свистящих труб и топорщащихся проводов, какие не только своим видом просили вмешательства, но и надписями краской поблизости, оставленными кое-кем мелким с вредным синтетическим голосом. Не сидение за столом, где педантично разложены инструменты и в противовес им неряшливо разбросаны различные части беспилотников. Не что угодно вместо сна, а полновесный сон. Отключающий почти всё сознание и обволакивающий темнотой только для того, чтобы через некоторое время открыть взору яркость и контраст перетекающих друг в друга красок, насладиться ими обоими глазами; пощекотать носовые пазухи пропойцы запахами, заставляющими очарованно застыть на месте; прикоснуться лишёнными загрубевших мозолей ко столь мягкому и нежному, ко всему тому, чего он избегал в жизни боясь поцарапать.
Сны дают ему возможность насладиться простыми и одновременно сложными вещами для него, такими как покой, за которым он гнался, загонял себя, чтобы с обострённым физическим истощением ощутить его, почувствовать, осознать, пропустить через себя всецело. Хотя как на самом деле к покою просто следовало прислушаться, остановиться, а не мчаться, как он привык.
Он наслаждается им, отныне он крепко спит, и Амара прекрасно осведомлена об этом, поскольку не только подглядывает в его сны, но и создаёт их, когда легонько берётся за его широкую мозолистую ладонь или обнимает за узкую в шершавых шрамах талию.
Зейн Флинт не спал, ни когда был мальчишкой, если его аморальные братья с садистскими наклонностями сновали поблизости наравне с хищниками. Зейн Флинт не спал, ни когда он улетел с планеты, не глядя подписавшись стать шестерёнкой военной машины корпорации. Зейн Флинт не спал даже тогда, когда выполнял заказы в своё удовольствие, по собственному графику, если за его голову и другие привлекательные части тела объявилили награду. Видя перед собой этого неунывающего мужчину полувековой свежести с никогда не светлеющими мешками под глазами, задумываешься, а спал ли он он когда-то вообще с его ненормальным образом жизни.
Хорошо, что у него появляется такая возможность без всяких «если».
Он пластичный.
Если вернуться в тот вечер, когда Зейн Флинт и не только он получили желаемое, неритмично дёргались на ковре и целовались так громко и так страстно, будто завтра собрались умирать (вероятно, это сравнение недалеко от истины, поскольку скорый конец звёзд и планет движил ими), Амара убедилась в том, что её любовник умеет угождать.