Как только они устали совершать эти жадные движения и наполнять комнату нарочито громкими звуками поцелуев — в губы, шею и ниже — и прислушались к медитационной музыке, льющейся из проигрывателя, то глубоко вдохнули. Посмеялись, приложившись к потному лбу друг друга.
— Нам бы переместиться, — озвучила Амара то, что было у обоих на уме. — Но не на кровать! Я тебя туда не пущу! — пригрозила следом, и её поднявшийся с трудом любовник (Амара весила далеко не как пёрышко!) изменил направление, будучи до сих пор «состыкованным» с ней.
Он нашёл стол новым приемлемым местом, а Амара, оценив расположение горящих свечей и книг, распустила стянутые резинкой волосы и раскинула руки. Ей нужна была небольшая передышка. Она скользнула взглядом с прикрытыми веками по порочному напряжённому лицу Зейна, не в силах сказать об этом, и облизнула губы, когда он принялся за старое: прослеживать языком завитки тату на её голени и икрах c причмокиванием. Он, видно, находил их не просто влекущими внешним сиянием, но и вкусными. И забегая вперёд, я скажу, что он ощущал дикую смесь пряностей и электричества, и не мог остановиться. Они стали его новым лакомством!
Как здорово, что из всех знакомых ему сирен (большая редкость знать хотя бы одну!) Амара могла похвастаться тату по обеим сторонам на теле, а не только с левой. Больше лакомства!
Хватка на её тазу и бёдрах не ослабевала, она была крепка, как у фанатичного охотника, заполучившего желанный трофей. Хищный трофей. «Тигрицу», усмехнулась в мыслях Амара и была во многом права. На Партали многие пытались охотиться на знаменитую сирену, но представляли собой бледную тень настойчивости и упорства Зейна. Вдобавок они не выглядели столь же привлекательно.
Грубые и ненасытные движения возобновились, но на этот раз обретя ритм, подталкиваемый их сердцебиением. Комната вновь наполнилась стонами, и Амара рассталась с малейшим сомнением, почувствовала свободу выражать своё удовольствие так громко, как ей хотелось, потому что напротив неё любовник не стеснялся ничего и никого. В особенности после того, как он то приникал к её груди и целовал и щекотал мягкой бородкой всё, что попадётся, то отстранялся и приподнимал её ноги себе на плечи. Проникая чуточку глубже, познавая ощущения чуточку ярче.
В какой-то момент она перестала дышать и еле заметно завибрировала, произнеся на выдохе «постой». Периодические вспыхивающие и затухающие извилистые линии тату ярко засияли, как в пылу битвы, когда она рассержена и решительна, готовая бросаться вперёд с астральными кулаками и другими проекциями. Завораживающее сияние придало её обнажённой тёмной коже изумительный цвет, и Зейн был готов поклясться, что она светила ярче любого светильника в каюте. Проснулось дурацкое желание выключить их и полюбоваться сиреной, естественно прослеживая каждый завиток, бьющий мягким статическим электричеством, своими огрубевшими пальцами.
Амара беззвучно выдохнула, продолжая тихонько вибрировать, зажмурилась, встретив мышечное и эмоциональное расслабление. Впервые за долгий срок. Очень долгий. Примерно совпадающий со сроком Зейна.
Охота за Хранилищами отнимает чертовски много времени, вы знали? Не говоря о необходимости быть тише ветра и ниже воды, скрываться от наёмников, или преследовать и бороться с несправедливостью разного толка задолго до охоты за Хранилищами.
Зейн с силой подтянул партнёршу за таз, приподнял и прижал к себе, развернувшись на сто восемьдесят градусов. Амара упёрлась коленями в стол. Часть предметов явно сместилась ближе к краю, как она заметила.
— Ты такая… г`рячая, — заметил он, полагаясь не только на ощущение тепла стола своим задом.
И, надеемся, не на её боевой опыт, какой заставил замереть его, друзей-Искателей и даже её саму, — противников подавно! — когда она интереса ради опробовала редкий артефакт «Эль Дракон» и ударами кулака превращала всех в золу и пепел за считанные секунды, не меньше! Ясно, из-за чего Флинт какое-то время боялся подходить.
Одного этого замечания хватило, чтобы Амара улыбнулась, неосознанно сменив расцветку тату с бирюзового на мягкий оранжевый. На испепеляющее пламя, которая она к нему никогда не применит. Ну, разве что чуточку, в пылком поцелуе, вскружившем голову, как и первый.
— Твоя очередь, парниш, — постановила она вопросительной интонацией и не дожидаясь ненужного ответа, волнообразно зашевелилась промокшими, липкими мускулистыми тазом и бёдрами. Чувствительное её тело понемногу остывало, Зейн же, напротив, разгорался.
Она украла его дыхание к шлепеням, заставив его судорожно раздувать грудную клетку и мямлить нечто вроде: «`мара, стой, позволь мне». Но напрасно. Она добилась своего через какую-то минуту и повторно сильно возбудилась от страстного хриплого протяжного мужского стона. Не нашедший в себе сил говорить в полный голос, — но хотевший! — Флинт глубоко вдохнул аромат её мокрых от пота волос и зашептал на выдохе:
— Лучше мне `щё не было… но я оч даж готов попробовать ещё и убедиться наверняка. — Посчитав, что высказался довольно туманно, он пояснил, заодно дал себе паузу отдышаться. — Впустишь, скажем, завтра?
Амара рассмеялась.
— Отнеси меня на кровать.
Покладистый любовник выполнил пожелание и намекнул на то, что совсем не против заскочить в душевую. Пока она растворялась в чистом блаженстве, текущем по её венам, растворялась в этой новой энергии, поддерживающей её частое сердцебиение, Зейн плескался водой, шумел и вздыхал почти неслышно для неё. Пульсирующее сияние её татуировок затухало, когда любовник вернулся и прошёл к своей одежде на полу и койке у иллюминатора.
«Хороший парниша. Знает своё место». Амара прищурилась и плутовато улыбнулась.
— А что, если я скажу тебе, чтобы ты уходил?
— Я уйду.
— И попрошу не приходить ни завтра, ни когда-либо ещё?
— Я не приду.
Говорил он устало, почти расстроенно, блекло; даже свет, исходящий от его ЭХО-глаза был приглушённым.
Пустота ненадолго расширилась в животе Амары прежде, чем растеклось тепло.
— Останься со мной, Зейн… — голосым глубоко очарованным позвала Амара и подвинулась на круглой расписной кровати, которую она ещё не разделяла ни с кем.
Ему пришлось слегка поджать ноги, чтобы поместиться полностью. Одеяло прикрыло их обнажённые тела.
— Мне было хорошо, Зейн Флинт, — с медленным довольством донесла она и протянула руку к его груди, — и я не потерплю, если ты когда-либо меня расстроишь. Не сомневайся, я не пожелаю ни времени, ни сил, чтобы прикончить тебя прежде, чем я возьмусь за Тайрин. — Амара сжала расставленные пальцы, чуть вонзив ногти в бледную кожу.
— Я б мог пойти на такой самоубийственный шаг, есль эт приблизит наш успех, но, `чевидно, ты б не отказалась от мьей помощи в борьбе с той седой чудачкой, — привычно отшутился он и добавил серьёзно спустя пару секунд, за которые Амара успела чуть рассердиться. — Я тя не подведу.
Он одёрнул её когтистую ручку в бинтах и погладил пальцами. Смаковал уединение с потрясающей женщиной. Она, в свою очередь, смаковала пребывание с не менее потрясающим мужчиной, если учитывать все его описанные выше таланты.
Они заснули вместе, как делали и другими вечерами с завидным постоянством. Особенно после того, как всё-таки нагнали и одолели седую чудачку ценой раздавленных Медведя, цифрового клона и дрона, а также ран, переломов и вывихов, тяжесть которых облегчили боты в медицинском крыле.
— Что ты за человек, Зейн Флинт? — спросила отвлечённо Амара однажды и обхватила его щёки ладонями. Вгляделась в него пронзительными лиловыми радужками, сверкающими в свете свечей на полках над кроватью.