– Кое-что ясно и без разведки, – сказал Бессонов. – Как думаете, Виталий Исаевич?
– По-моему, тоже, – ответил Веснин. – Более или менее ясно.
– Трудно поверить, товарищ командующий, в неудачу, – негромко проговорил полковник Деев. – В поиск пошли очень опытные ребята.
Дроздовский стоял выжидательно, так стиснув зубы, что заболели челюсти. Он был уверен, что генералу, служившему и до войны в кадровой армии, не может быть незнакома его фамилия, но он, как видно, не нашел нужным спрашивать, имеет ли Дроздовский отношение к известной в прошлом военной фамилии. А лейтенанты Кузнецов и Давлатян, оба вытянувшись, объединенные общей ответственностью командиров одной батареи, солидарно поглядывали на Дроздовского, – предчувствие надвигающегося боя уравнивало, сближало их невольно. Дроздовский же в те секунды, предполагая и взвешивая все, что привело командующего армией и командира дивизии на его батарею, не замечал ни Кузнецова, ни Давлатяна, вместе с тем мысленно говорил себе то, о чем думали и они: «Да, скоро начнется, может быть, сейчас…»
– Товарищ генерал! – громко заговорил Дроздовский тем особо чеканным голосом, в котором была непоколебимая готовность выполнить любой приказ. – Разрешите доложить?
Бессонов с прежним вспоминающим выражением оглянулся на стройную, по-уставному подтянутую, напряженную к действию фигуру молоденького и бледного лейтенанта, безразлично разрешил:
– Слушаю вас.
– Батарея готова к бою, товарищ генерал!
– К бою? – переспросил Бессонов, не спуская внимательных глаз с Дроздовского. – В счастливую судьбу верите, лейтенант?
– Я не верю в судьбу, товарищ генерал.
– Вот как? – проговорил Бессонов, вкладывая в эти слова свой смысл, испугавший Дроздовского непонятным значением. – В ваши годы я верил и в бессмертие… Отдаете себе отчет, лейтенант, что ваша батарея стоит на танкоопасном направлении, а позади Сталинград?
– Мы будем здесь до последнего, товарищ генерал! – произнес Дроздовский убежденно. – Хочу заверить вас, что артиллеристы первой батареи не пожалеют жизни и оправдают оказанное нам доверие! Мы готовы умереть, товарищ генерал, на этом рубеже!..
– Почему же умереть? – нахмурился Бессонов. – Вместо слова «умереть» лучше употребить слово «выстоять». Не стоит так решительно готовиться к жертвенности, лейтенант.
Дроздовский отвечал Бессонову чересчур решительным тоном; слушая его, глядел в глаза прямо и преданно, как глядят при докладе влюбленные в старшего командира курсанты в училище. И в то же время он чутко ощутил, что генералу не понравилось что-то в этой его решительной приготовленности к бою, словно бы не до конца естественной. Однако полковник Деев довольно-таки поощрительно подмигнул ему, смеживая рыжие ресницы, член Военного совета Веснин разглядывал Дроздовского с интересом.
– С какой стати вы собрались умирать, товарищ лейтенант? – спросил Веснин, не очень точно отгадывая причину чрезмерной решимости этого с курсантской выправкой командира батареи. – Жизнь-то одна, и второй не будет. Верно? Так лучше настроиться сохраниться, а? По-моему, товарищ лейтенант, смысл каждого боя – это не стать добычей шести пород могильных червей, что и без борьбы возможно. Бой-то идет против смерти, как это ни парадоксально. Разве не это истина?
Но лейтенант Дроздовский не лгал и не притворялся. Он давно и прочно внушил себе, что первый бой много будет значить в его судьбе или станет для него последним. В возможность своей смерти он не верил, как не верит в нее никто, не побывав на краю жизни, не осознав чужую смерть, как собственную, отраженную в другом. И Дроздовский ответил:
– Товарищ дивизионный комиссар, лично я умереть не задумаюсь…
– Вы комсомолец? – спросил Веснин. – Наверно, не ошибаюсь…
– Не один я, товарищ дивизионный комиссар. Все командиры взводов и больше половины расчетов. Комсорг батареи – лейтенант Давлатян…
– Тем более, – сказал Веснин, с улыбкой кивнув Давлатяну, по-детски засиявшему ответной улыбкой. – Вся жизнь у вас впереди. Позавидовать вам искренне можно. Не вечность война продлится. – И отошел к брустверу, где стояли в молчании начальник разведки и командир дивизии.