2
Остановившись в гостинице, По тотчас же написал в Филадельфию миссис Клемм, своей теще (она же была его теткой по отцовской линии) обстоятельное и успокоительное письмо. Это самое любимое письмо американских биографов По. Вот оно почти дословно.
«Нью-Йорк, воскресенье, утром 7 апреля. 1844 г.
Сразу после завтрака.
Моя дорогая Модди (семейное прозвище миссис Клемм. М.Ч.):
Мы только что позавтракали, и я сижу за столом для того, чтобы описать тебе наше путешествие. Сегодня почта закрыта, и я не мог заплатить за письмо. Мы благополучно прибыли в Нью-Йорк. Вышли на пристани, что на Уолнат-стрит, где извозчик потребовал с меня целый доллар, но я ему не дал. Все-таки пришлось заплатить кое-что мальчишке за перенос наших вещей из багажного отделения. Затем я отвел Сис (Сис или Сисси, то есть сестренка. — так звал свою жену По. М.Ч.) в Отель Депо. Там мы видели «Леджер» и «Таймс» — ничего интересного, разве что несколько незначительных новостей в «Кроникл» (Так как американского «Таймса» еще не существовало, то, по-видимому, это был лондонский «Таймс». М. Ч.). Сисси совсем не кашляла. Когда мы сошли с парохода, то пошел дождь. Сисси осталась на пароходе, а я, спрятав багаж в дамской каюте, отравился на поиски гостиницы. Пришлось купить зонтик за двадцать пять центов. Довольно скоро нашел гостиницу на Гринич-стрит, это не доходя Седар-стрит; дом с каменной лестницей и с коричневыми столбами на веранде. На дверях имя «Моррисон». Я сторговался в несколько минут, Сис была удивлена, что я устроил все так скоро, впрочем, она не очень скучала на пароходе — там были две дамы. Нам пришлось подождать полчаса, пока приготовляли нашу комнату. Дом старый и, по-моему, — изрядный клоповник, но хозяйка очень приятная и разговорчивая женщина. Со столом — семь долларов за две недели, мне кажется, самая дешевая плата, которую я когда-либо слышал, — принимая во внимание современную дороговизну жизни. Если бы Катарина увидела всё это — она упала бы в обморок от изумлении (Катарина — кошка Вирджинии. М.Ч.). Вчера, за ужином, мы пили самый лучший чай — крепкий и горячий, едва ли ты пила такой чай когда-либо, затем подали ржаной и пшеничный хлеб, сыр, бисквиты; огромная миска элегантной ветчины (это было тогда очень модное слово — элегант. М.Ч.); две миски с холодной телятиной, нарезанной толстыми ломтями, три миски с пирожками — и все это в изобилии. Голод нам теперь не страшен. Хозяйка так угощала нас, что мы сразу почувствовали себя, как дома. Ее муж — добродушный толстяк. В гостинице было человек десять, несколько дам со слугами. Утром, на завтрак, нам подали превосходный кофе со сливками, правда, немного мутный, телячьи котлеты, элегантную ветчину, яйца и чудесный хлеб с маслом. Ах, если бы ты видела всё это! Это был наш первый завтрак с того момента, как мы покинули наш дом. Сис в восторге, и мы оба чувствуем себя прекрасно. Она почти не кашляла и не потела ночью. (В точности неизвестно, чем болела Вирджиния всю свою жизнь. Кажется, это был туберкулез, осложненный каким-то таинственным «недугом вен» Почти все героини рассказов По больны таинственным недугом. М.Ч.).
Сейчас она зашивает мои брюки, которые я разорвал о гвоздь. Вчера я купил моток шелка, простые нитки, две пуговицы, ночные туфли и жестяную сковороду. Огонь в печке здесь поддерживают всю ночь. Теперь у нас осталось ровно четыре с половиной доллара. Завтра попробую занять еще три, так чтобы мы смогли прожить еще две недели. Я в превосходном состоянии и поверь — не пил ни капельки. Думаю покончить со своими слабостями раз навсегда. (Модди, наверно, только горестно качала головой, читая эти строчки бедного Эдди. М Ч.) Как только я соберу кое-что, я немедленно вышлю тебе; ты не можешь себе представить, как мы скучаем без тебя. Смеси немножко всплакнула вчера вечером по тебе и по Катарине. Пока мы довольны тем, что у нас имеется, но мы должны найти две комнаты, как можно скорее. Как будто посветлело, дождь кажется перестает. Не забудь зайти на почту и взять мои письма. Статью для Лоуэлла я вышлю тебе, как только напишу. Займи немного денег у Грахама. И передай наш сердечный привет Катарине».
Итак, По — в Нью-Йорке, за спиной у него порядочный редакторский стаж, несколько сборников стихов и рассказов, в голове проект «Нового Современника», а в кармане ровно четыре с половиной доллара. Надо было действовать, и По решился на дерзкую шутку. В тогдашней прессе подобного рода шутки были очень популярны. Теперь это не прошло бы безнаказанно, как для автора, так и для редакции газеты. По принес в газету «Солнце» свой новый рассказ под названием «Утка о воздушном шаре». Через некоторое время жители Нью-Йорка прочли в газете «Солнце» следующее объявление
«Поразительные новости поездом из Норфолка:
Атлантический океан пересечен в три дня!»
Много было интересного и сенсационного в этом объявлении. Газета «Солнце» стоила одни цент, и читатели, пораженные необычайной новостью, бросились раскупать газету. По хорошо знал психологию толпы, большинство читателей приняло рассказ за чистую монету. Город был полон необыкновенных слухов. Редакция ликовала. К чести ее, автор «Утки» не был разоблачен. Наверное, не окну тарелку с «элегантной ветчиной» уничтожил он после опубликования этого рассказа.
В своем рассказе По не случайно выбрал местом высадки воображаемой летательной машины остров Салливан. Этот остров Салливан был прекрасно описан им в другом рассказе — «Золотой жук». Дело в том, что на этом острове По провел несколько лет своей армейской службы и он произвел на поэта огромное впечатление. Длинный песчаный берег, океан, близость Нового Орлеана с его экзотикой — всё кто заставило По обратиться к этому месту в процессе писания своего фантастического рассказа. Неизвестно, сколько По получил за свою оригинальную шутку. Наверно, гроши. Наверно, он оказал газете «Солнце» еще кое-какие услуги; По был не только поэт и писатель, он был также и опытный критик и фельетонист, или, как тогда называли, «механический параграфист». Нужно отдать ему должное — никогда в жизни он не занимался ничем, кроме литературы. Была ли то корректура хроники в газете, исправление плохих стихов богатой барыньки (было много таких случаев в его жизни), собирание новостей или критическая статья — все это По делал с любовью и добросовестностью, которой мог позавидовать любой человек. Одновременно с «Уткой» им был помещен в другом журнале один из его замогильных рассказов «Продолговатый ящик». Таким образом, ему удалось слегка поправить материальные дела. Были посланы деньги и в Филадельфию, и миссис Клемм с кошкой Катариной приехала в Нью-Йорк. Устроились в двух комнатах гостиницы Моррисон. 130 Гринич-стрит.
Как-то, проходя по Гринич-стрит, я решил посмотреть, существует ли все еще этот дом? Улицу я знал хорошо. Это была когда-то красивая и уютная, хранящая исторические даты, но с течением времени совсем заброшенная улица. Крохотные, убогие домишки по обеим сторонам улицы, словно призывали в свидетели своего несчастья небоскребы соседней Уолл-стрит. Я без труда нашел номер 130.
Передо мной стоял узкий, четырехэтажный дом с грязными, серыми стенами и почерневшыми от пыли окнами. Если бы не железная лестница, висящая на каждом американском доме на «всякий пожарный случай», дому легко можно было бы дать лет сто, полтораста. Ни веранды, ни коричневых столбов, конечно, не было. Я спустился в темный полуподвальчик-бар и, вспоминая бедного Эдгара, попросил у небритого бармена рюмку портвейна.
Парень оказался не особенно разговорчивым. На мои вопросы отвечал нехотя и, когда я поинтересовался относительно возраста дома, ответил старой американской шуткой:
— В этом доме спал сам Джордж Вашингтон.
Но кое-как я добился от него названия конторы, которой теперь принадлежал дом номер 130. Внутри мне там очень понравилось. Пол был дощатый и крашеный, слева на стене висела лестница на второй этаж, в глубине комнаты виднелась Дверь во двор, на двери было оконце с решеткой — темные углы, скрип половиц и затхлым запах застарелого пива определенно создавали атмосферу столетием давности… Уходя, я сказал бармену:
— В этом доме жил Эдгар Аллан По.