Перегонщик выключил освещение и несся вперед, не разбирая дороги и надеясь только на удачу и благосклонность судьбы. Хотя не был уверен, что заслужил эту благосклонность.
– Ду-ду-ду! Ду-ду-ду! – на этот раз пули ушли мимо: очень трудно попасть в темноте в неосвещенную цель. Поняв это, омоновец прекратил огонь – вслепую стреляют только в кино. Сейчас они попробуют броситься в погоню. Если ему не удалось выбить переднее колесо и если они сразу догадаются отогнуть искореженное крыло, то начнется преследование. Надо успеть разорвать дистанцию!
Скорей угадав, чем увидев перпендикулярную улочку, Перевозчик свернул туда и, скрывшись из глаз преследователей, снова щелкнул выключателем. Когда зажглись фары, он почувствовал, будто с его глаз сняли черную повязку. Но выезжать за город уже не было времени: наверняка объявлена тревога, и к этому квадрату сейчас стягиваются все патрульные машины.
Сафроновский поселок закончился. Заехав через многочисленные колдобины на поросший бурьяном пустырь, он быстро разлил в салоне бензин и только успел опустошить канистру, как увидел синие отблески и свет фар, приближающиеся по главной улице поселка. Вылив остатки бензина дорожкой метров на пять, он бросил на нее зажженную спичку и побежал изо всех сил. Сзади раздался хлопок, вспыхнуло пламя, волна жаркого воздуха ударила в спину, но он не обернулся и продолжал бежать. Только добравшись до шоссе, обернулся. Огромный столб пламени полыхал в темноте. Неподалеку светили фары и крутился синий маячок «Форда». Они потеряли след и, возможно, искали его рядом с пожаром. Но это уже не его дело. Ему надо убраться подальше отсюда и, несмотря на поисковую гребенку, которой полиция прочесывала северный сектор номер восемнадцать, вернуться восвояси. Но он хорошо умел это делать.
Когда Валера добрался до дома, Рита уже давно спала.
Если верна поговорка, что после тридцати лет человек сам отвечает за свое лицо, то гражданин, или по современным стандартам обращения «господин» Авилов, должен был уже двадцать шесть лет сидеть в тюрьме, ибо на его жирной физиономии отражались все библейские грехи и добрая треть статей Уголовного кодекса. Но поговорка и юридическая практика находятся в разных плоскостях бытия, к тому же в кругах, где обитал Авилов, очень немногие лица могли украсить картинную галерею образов честных и порядочных людей. Это не мешало им успешно существовать, говорить правильные слова, изображать старательность и полезность, и даже процветать, хотя когда изрядно ослабевшая стальная рука правосудия все же выдергивала очередного взяточника и расхитителя из привычной порочной жизни, как редиску из грядки, то любой желающий имел возможность убедиться, что физиогномика была совершенно права в своих изысканиях. Хотя все с большей или меньшей степенью искренности удивлялись и говорили, что это так неожиданно и от господина NN никто не мог ожидать ничего подобного… А физиогномику признали лженаукой, и сделали это, скорей всего, те, кого она и изобличала. Впрочем, надо сказать, что срабатывала она действительно не всегда, так как отклонения от постулата поговорки имелись, причем как в одну, так и в другую сторону. Да и вообще, стопроцентной точности не знают ни наука, ни практика.
Итак, господин Авилов Геннадий Петрович – руководитель фирмы «Тихдонсантех», преуспевающий бизнесмен, общественный деятель и меценат, в дорогом велюровом халате сидел в обтянутом волчьими шкурами кресле на втором этаже своего особняка. У него было круглое, бледное, как недопеченный блин, лицо, которое использовалось природой нерационально: глаза, брови, нос и рот занимали середину блина, а все вокруг было лишним и казалось обычной жировой складкой, такой же, как абдоминальное ожирение, опоясывающее его в районе живота и делающее фигуру похожей на веретено.
Несмотря на стрёмную внешность, он имел высшее образование, причем более-менее настоящее: в том смысле, что действительно окончил институт, а не купил диплом, как это сейчас принято. Другое дело – качество полученных знаний и компетенций, но такие вопросы в настоящее время ставить просто неприлично. Достаточно организаторских способностей, коммуникабельности, сообразительности и умения заглядывать вперед. А с этим у Гены Авилова было все в порядке: когда в начале девяностых он боролся за сантехнический рынок, то нашел более эффективный путь, чем судебные тяжбы и жалобы в милицию. У одного из конкурентов сгорела машина, второму в окно забросили учебную гранату, а самый упертый и дерзкий просто пропал… Потом было еще много всяких событий, «лежащих вне правового поля» – как без подробностей рассказывал близким людям Геннадий Петрович. Пару раз он даже парился по полгода в «сизом голубке», как называли в определенных кругах СИЗО № 1, но если верить ему самому и документам, оба раза «соскакивал» на подписку, а потом и вовсе выходил из дела чистым – за недоказанностью.