Выбрать главу

Мы с Пауло впряглись в лианы. Монтань с Малышкой работали на ветках. Пока мы тянули, ствол перемещался довольно легко, перекатываясь по веткам. Наши подсобники подбирали освободившиеся ветки, после чего летели вперед, чтобы подложить их там.

Потребовалось одиннадцать часов пахоты, чтобы добраться до форта. На следующий день из бамбука и пальмовых листьев мы устроили навес, чтобы ствол был защищен. Это новое строение было помпезно окрещено «лодочным ангаром».

Вскоре до меня дошло, что мачете не является идеальным инструментом для работы с твердой древесиной. С большим трудом удавалось вытесать одну щепку, но по мере углубления в ствол, дело шло все туже. Если оценивать реалистично, работа могла занять около года.

Вот только что для нас значил плюс-минус год? Даже самая тяжелая, самая долгая работа будет продвигаться… Я решил, что пирога и лодочный ангар станут местом, куда каждый станет приходить, чтобы отработать свою ежедневную норму стружек. Близился период дождей. Вскоре у нас будет меньше возможностей охотиться и для любой другой деятельности. В течение пяти месяцев вода будет лить на нас словно из ведра, и вот тогда ковыряние ствола хлебного дерева станет для нас приятным разнообразием будням.

Как-то утром Пауло вдруг застыл с открытым ртом, устремив взгляд на вершину палисада со стороны леса.

— У нас соседи, — сообщил он.

Я повернулся к нему.

— Кого-нибудь видел?

Лично я никого не заметил. Пауло же, усмехнувшись, покачал головой.

— Говорю тебе, что видел. У нас гость, и он совсем не дохляк!

На самой вершине палисада появилась громадная черная башка.

— Ну вот, снова он!

После этого появился громадный лоб — широкий и низкий, а за ним пара круглых и любопытных глаз, окруженных пучками черных, блестящих волос; огромный плоский носище, состоящий из двух вывернутых ноздрей. В конце концов, большая округлая челюсть и плечи борца, покрытые черной шерстью.

— Горилла!

— Молодец, получи приз, — ответил Пауло. — Заметь, молодая. Но должны быть и другие. Очень приятные зверьки; пойдем, поглядим?

Когда мы направлялись к воротам, Монтань, несколько обеспокоено, спросил:

— Слушай, Пауло, а ты уверен, что к ним можно пойти просто так? Гориллы сильные. Они не нападут на нас?

— Да нет же, говорю тебе — они просто прелесть. Вот погляди на Элияса, он же у нас прелесть, правда? А ведь он тоже крепко сложен и страшно выглядит. Ну, пошли, сам увидишь. Я тебя представлю.

Как только мы пошевелились, шпион-горилла смылся. Остальную семейку мы обнаружили дальше, рассеянную по лесу. Превосходящий всю группу, состоявшую из двадцати особей, громадный самец сидел на заднице. Ростом он был метра под два, массы в нем было как в пяти таких, как я, или в десятке Монтаней. Сейчас он внимательно приглядывался к тому, как мы подходили.

— Ууу… — отозвался Монтань, словно ошпарился.

— Спокойно! — сказал Пауло.

Несколько членов семейки, находящиеся ближе всего к нам, отступило тяжким, колышущимся шагом, подпираясь длинными передними лапами-руками.

— Давайте остановимся здесь, — приказал Пауло. — Не нужно им мешать.

Мы присели на корточки метрах в двадцати от животных. Большинство обезьян сидело посреди растений, собирая и очищая молодые побеги, которые затем они без всяких церемоний заглатывали. Несколько самок с малышней на спине медленно прохаживались туда-сюда. Два небольших самца с короткой шерстью игрались, толкая один другого.

Наш разведчик спрятался в огромной куче растений с мясистыми листьями. Была видна лишь макушка его громадной черной головы и круглые глазища, все так же внимательно следящие за нами.

Крупный самец тоже не спускал с нас глаз. Башка у него была громадной, словно наковальня, украшенная парой импонирующих размеров ноздрей. Плечи его были покрыты густым мехом; волос там был длиннее, чем на остальном теле, черный и блестящий. По бокам мех был пореже, постепенно переходя в широкое серебристое пятно на спине.

Истинная гора жесткого мяса с черной маской и глазищами, устремленными на наши фигурки.

— Вот этот, — объяснял Пауло, — это вождь. Шеф. Все самки принадлежат ему.

— Да, хлопец не выглядит особо дружелюбным, — вырвалось у меня.