Видишь, как меня закружило и понесло против течения. Желаю тебе успеха и полного счастья (не как у меня — тайного). Обнимаю тебя, твоя Зоя.
28 июня».
«Дорогая Наташа.
Все пошло кувырком. Никогда не думала, что мое счастье окажется таким незадачливым. Все время приходится скрываться, таиться, по телефону говорить — и то шифром. Я ведь начинающая дрянь, во мне еще совесть бродит.
Григорию легче. У него работа. Он крупный технолог, все время изобретает прогрессивные процессы. Задумал создать совершенно новый реактор, но сам еще не знает какой.
А я зареванная живу. Все! Решила бросить. Не могу я так. Вчера только пришла к нему, соседка из 6-й квартиры тут как тут: „Григорий Сергеевич, у вас нет соли в долг? Ах, у вас гости, извините, пожалуйста“. А сама так и зыркает. Я оставила ему купленную колбасу и побежала куда глаза глядят…
Наташа, не сердись, я тебя совсем забыла. Две недели письмо валялось в шкатулке недописанным, теперь продолжаю, хотя особых перемен у меня нет и не предвидится.
Первую неделю я мужественно держалась. Григорий человек чуткий, он меня разыскивал. Однако же не настолько упорно, чтобы я на него рассердилась. В это время мне Петр подвернулся, даже в кино с ним сходила, но никак на него не реагировала, так как полностью к нему равнодушна.
Иду мимо базара, а навстречу Григорий:
— Хорошо, что я тебя встретил. Шагом марш за мной.
— Куда?
— Пойдем, сама увидишь.
Пришли на переговорный пункт. Разговор был уже заказан. И он говорит своей благоверной: „Когда ты приедешь? Как никогда? Какая грязь? Никакой грязи, у нас три недели дождей не было“. Григорий нарочно оставил дверь кабины открытой. Но я вышла на улицу. „Когда приедешь?“ — „Никогда!“ — я не могла этого слышать. А они проговорили на эту тему 34 минуты по автоматическому счетчику. Если люди так долго договариваются о расставании, значит, это гиблое дело. Я встала со скамейки и пошла через дорогу. Он догнал меня у молочного магазина:
— Хочешь, я первый на развод подам?
Я молчу.
— Я ей позвоню и скажу про тебя.
Я молчу. А ноги сами идут к его подъезду. Едва вошли, я сразу к нему на грудь:
— Не могу без тебя.
Вот какая гордая я теперь стала. Но и вечер тот был самый счастливый в жизни.
Утром просыпаюсь, Григорий уже что-то пишет за столом — опять про свои процессы?
— Знаешь, — говорит, — я по телефону ей не смогу сказать. Пороха не хватит. Вот я написал письмо и адрес моей рукой. Тут все сказано, как есть. Возьми опусти в ящик.
И протягивает мне конверт: Ленинград, улица Пестеля, 22. Я скорей его в сумочку, а дома, в общежитии своем, заложила в самую толстую книгу „Политическая экономия“, а книгу — в чемодан на замок. Чтобы от греха подальше.
Никогда не опущу. Эх, Наташка, желаю тебе счастья, но не такого, как у меня. Обнимаю тебя, твоя Зоя.
24 июля.
P.S. Напиши мне что-нибудь скорей, посоветуй. Трудно мне».
11
Теперь мне оставалось полеживать на диване. Диск крутился беспрерывно. Герои сами являлись ко мне на пятый этаж. Каждый раз «новые вариации» начинались с новой главы.
Единственное неудобство подобного метода изучения жизни состояло в том, что я никогда не знал, чей монолог прозвучит следующим?
Но разве в реальной жизни было по-другому? Герои сами хватали меня за руку, сами решали, кто из них будет говорить первым.
В конце концов дело обстояло таким образом. Я обрел диск, но не получил свободы от героев. Так пусть же недостаток моей сорокапятки обернется достоинством, надо лишь набраться терпения и ждать решения самого диска, ведь я еще не выяснил до конца, насколько он разумен.
И снова нажимаю кнопки пуска:
«Вот пресс, он перед вами. И он моя любовь. Как? Разве я еще не представился: Петр Боярчиков, старший мастер пресса, которым вы интересуетесь. Понял вас, поправка совершенно справедливая, учту на будущее, вы интересуетесь не прессом, а людьми, которые на нем работают. Так ведь и пресс у нас уникальный, второго такого в мире нет, японская фирма „Айчай“ изготовила его для нас по особому заказу. Я вам назову основные технические параметры: усилие 15 тысяч тонн, размер выдвижного стола 9 на 9… Что вы сказали? Поэзия цифр вас не волнует? Понял, весь внимание. Вам про личную жизнь? Я вам скажу, к нам многие ходят, но все интересуются исключительно прессом, такой он уникальный. А вот про личную жизнь еще никто не спрашивал, я лично к этому не приучен, прямо не знаю, что вам рассказать.