Он прижал лезвие Ночного огня к кончикам пальцев. Жалящий укус боли, и из пореза потекла кровь.
Цзэнь прижал руку к гравировке печати. Ци вытекала из его тела вместе с кровью. Мансорианская печать засветилась, и на краске начали вырисовываться черты. Мансорианские знаки, которые были стерты с лица земли Императором-Драконом и его армией. Цзэнь едва успел изучить некоторые, до того как они стали вне закона.
Ярость вызвала острую боль в груди, пока он неотрывно смотрел на слова, которые должен был знать так же хорошо, как линии на своих ладонях. Из-за гнева он забыл об осторожности, из-за гнева он обратился к голосу с хрустом сухих листьев и мертвечины.
– Добро пожаловать, дитя Мансории, – прочитал за него Бог-Демон. – У тебя развиты инстинкты. Эту печать можно открыть лишь кровью мансорианского наследника.
С громким скрипом двери распахнулись.
Ходячие трупы хлынули разом: вихрь конечностей, волос и отслаивающейся кожи, со ртами, открытыми в прерывистом из-за сгнивших голосовых связок крике. Цзэнь едва успел поднять Ночной огонь, чтобы начать рассекать гниющую плоть, сухожилия и кости. Он зажег несколько фу, ощущая вспышки ци по мере того, как печати активировались и взрывались. Стены помещения и его одежда были покрыты брызгами жил и кишок. От невыносимо приторного запаха разлагающейся плоти у него закружилась голова… Ему нужна была помощь, нужна была…
Он не почувствовал, когда Бог-Демон взял над ним контроль, только момент, когда отпустил. Цзэнь снова открыл глаза, а в комнате, пустой комнате, царила тишина. Перед ним пылала печать, окутанная огнем и тенью, дарующая свой красный цвет пеплу, что падал вокруг подобно снегу. Цзэнь чувствовал циркуляцию ци в помещении и знал, что каким-то образом она исходила от него, от создания, что пряталось внутри него.
– Я не просил тебя о помощи, – сказал он в тишину.
И тишина ответила: «Нет, но она была тебе нужна».
От гнева сжало горло, но он приказал себе отвлечься. Целые слои сильных мансорианских печатей держали это место под замком.
Бесчисленное количество живых трупов стояло на страже. В этом месте точно таились секреты.
Тогда-то Цзэнь и заметил надгробия.
Их было около сорока: выстроенные по всей длине прямоугольной комнаты, наполовину зарытые в землю гробы. Крепко запечатанные, они были изготовлены из камня, что было необычно, поскольку народ Цзэня верил, что после смерти их тела забирала Великая Земля, а души – Вечное Небо. Подойдя ближе, он увидел, что на каждом гробу было выгравировано изображение человека в традиционном мансорианском наряде. Удивительно, но на портретах их глаза были открыты, а не закрыты. У Цзэня появилось ощущение, что за ним наблюдают.
В центре живота каждого изображенного располагалась печать.
Его охватило отчаяние. Здесь скрывалось то, что так бережно защищали его предки, что смогло пережить столетие и завоевание. А он, Ксан Тэмурэцзэнь, наследник Ксана Толюйжигина не мог до этого добраться, потому что не умел читать.
Цзэнь проглотил обжигающий горло гнев и принял решение.
– Создай ключ, – сказал он, и Бог-Демон выполнил его приказ.
Низкий грохот разнесся по залу, когда каменная крышка первого гроба со скрежетом отвалилась. Стоило Цзэню склониться над ним, как кровь заледенела у него в жилах.
Внутри лежало тело – определенно мансорианин и высокопочтенный генерал, это Цзэнь понял по золотой рукояти, зажатой между пальцами сабли и поясу из самита. Мужчина так хорошо сохранился, что, если бы не окружающий его вихрь инь, Цзэнь поверил бы, что он попросту спит. Здесь переплетение энергий было гораздо сложнее, чем в более грубых печатях, управляющих ходячими трупами: безмозглыми, слабыми существами, уже разваливающимися от гниения. Нет… этот труп отличался от них.
– Ах. – Зазвучал с новой, несвойственной ему интонацией голос Бога-Демона. Он узнал мужчину. – Сорок Четыре.
– Что это такое? – спросил Цзэнь, ненавидя тот факт, что это существо знало о его предках больше, чем он сам.
Бог-Демон помолчал, а потом произнес:
– Я могу показать.
– Так покажи, – стиснул зубы Цзэнь.
Погребальная комната замерцала. У Цзэня возникло ощущение, что он падает, наблюдая, как время, двигаясь вспять, растягивает стены. Замерзшая земля под его ботинками превратилась в траву, такую же зеленую, как изумруд под сапфировым небом. Там расположилась армия численностью в несколько десятков человек, верхом на длинноногих мансорианских лошадях. Внимание Цзэня тут же привлек тот, кто сидел на черном жеребце.