Прошло еще двенадцать лун и времена года сменились столько же раз, пока не наступила весна, когда раздался плач второго младенца, рожденного в большой усадьбе, где ивы раскинулись над озером, напоминающим стеклянные витражи с цветущими лотосами. Мать, склонившаяся над ней, чтобы сыграть на деревянной лютне знакомую мелодию, шепчущая, что однажды она вырастет и будет служить своей земле, своему народу, а не трону…
Лань видела, как принц рос именно так, как предсказывали оракулы: в филигранной жизни, созданной для монархов и королей в стенах дворцов, защищенных источником силы, который его семья ревниво охраняла на протяжении многих циклов. Восседающий на троне из крови и золота, охраняемый великим Фениксом, даже если именно его пламя сжигало королевство дотла.
На северных равнинах мансорианский мальчик познал мирную жизнь из солнца, неба и травы. Он пас овец и ездил верхом на диких лошадях с теми из его клана, кто сумел выжить. А девочка… Лань точно знала, какая история ждала ее в защищенной усадьбе.
Она следила за жизнью мансорианского мальчика и девочки Сун: знала, что каждый из них потеряет все, что любил, проведет несколько циклов под властью другого монарха, снова тоскуя по голубому небу и свободе. Лань наблюдала за тем, как их пути стремительно приближались друг к другу – две звезды, обреченные на неизбежное столкновение: мальчик, ставший одетым в черное мужчиной, и девочка, ставшая молодой женщиной в пао из белого газа. Их взгляды встретились в переполненном чайном домике. Наконец-то объединились инь и ян.
«Сила всегда заимствуется, – писал Дао Цзы. – До тех пор, пока не наступает момент вернуть ее. Силу можно использовать до тех пор, пока не придет пора ее уничтожить».
«Баланс, – сказал ей Дэцзы на предсмертном одре. – Инь и ян. Добро и зло. Великое и ужасное. Две стороны одной медали, ЛяньЭр, и где-то в центре всего этого лежит власть. Суть состоит в том, чтобы найти между ними баланс. Понимаешь?»
Тогда Лань не понимала, но зато теперь поняла. Балансом были они сами – она и Цзэнь: один, созданный, чтобы творить, а другой – чтобы разрушать, один владел силой, а другой должен был ее уничтожить.
Песня Лань изменилась, и река ее страны потекла вспять. Через династии, которые приходили к власти и падали, как вечно колеблющиеся дюны Эмаранской пустыни; через войны, кровопролитие и смерть… Назад, к той ясной ночи из звезд и трав, пока Лань не подумала, что, возможно, сама стояла рядом с первым шаманом.
Убийца Богов расцвел на кончиках ее пальцев. Она закрыла глаза, вкладывая в ци печати историю, которую узнала, сплетая правду о том, что должно было быть: о балансе. Создание и разрушение. Цикл власти, приближающийся к своему концу.
Вдалеке послышались крики.
Когда Лань снова открыла глаза, под снежными облаками ярко сиял Убийца Богов. Он протянул нити ци к Алому Фениксу.
Бог-Демон снова взвизгнул, его пламя затрепетало. Стоящий под ним ХунИ взглянул на небо. Нашел взглядом Лань. Понимание, которое зажгло его глаза, сменилось ненавистью, и он вытянул в ее сторону руку.
Ци принца дрогнула. Он пошатнулся и упал на колени, несомненно почувствовав удар Убийцы Богов по Фениксу, ведь теперь его энергия была неразрывно связана с ядром Бога-Демона.
Лань продолжила играть, направляя печать вперед. Ци Убийцы Богов настигла Лазурного Тигра, а следом обернулась вокруг Черной Черепахи, заглушая ее громыхающую энергию. Последней жертвой стал Серебряный Дракон. Демонические энергии стабилизировались, когда печать сковала ядра Богов-Демонов.
Цзэнь пошатнулся. Ему удалось удержаться на ногах, но, выпрямившись, он все еще слегка покачивался.
Лань приблизилась к ним. Повернулась к ХунИ, над двумя Богами-Демонами которого сомкнулся Убийца Богов.
– Глупая девчонка! – закричал наследник императора. – Отпусти меня! Разве ты не помнишь сделку, которую мы заключили? Я мог бы сделать тебя сильнейшей из императриц, какую только видел этот народ. Мы могли бы стать бессмертными, править этими землями – этим миром – вечно! – когда эффект печати стал заметным, он схватился за сердце.
Лань опустила окарину. Убийца Богов, который непоколебимой хваткой сковал четырех Богов-Демонов, замер, дожидаясь конца ее песни, ее последней команды.
– Я видела целые эры, династии сильных правителей, – тихо произнесла Сун Лянь. – Все, чего они жаждали, – это еще большей силы. Они служили только себе. Пришло время передать силу народу этой земли.
Лань отвернулась от принца, чтобы посмотреть на другой конец утеса. Что-то внутри нее оцепенело, пламя свечи погасло. Она почувствовала озноб, как если бы ступила в реку Забвения. Как если бы оказалась захороненной под снегами бесконечной зимы.