— Понятия не имею, о ком ты говоришь.
Висенте приподнялся.
— Ты прекрасно знаешь! — заорал он. — Ты его прячешь и носишь ему еду.
— Даже если это и так, что дальше?
— Да они просто сожгут наш дом и перебьют наших овец!
— А что будешь делать ты? Будешь сражаться или побежишь сломя голову?
Висенте с яростью посмотрел на нее.
— Сражаться!
— Отлично… а я сражаюсь уже сейчас.
Он вновь угрюмо приступил к еде, а когда закончил, встал и вышел прочь. Он остановился у окна так, что Мария Кристина могла наблюдать за ним. Высокий молодой человек, слишком худой, в поношенной, потертой одежде. Она почувствовала угрызения совести. Ведь у Висенте даже детства не было. Он никогда не испытывал прелесть беззаботной скачки, у него не было нарядной одежды, он не ухаживал за девушками. Одиноким и испуганным мальчиком он рос на чужбине.
Висенте прав. Она не имеет права принести семье беду. С рождения их преследовали несчастья, они всегда жили под пятой страха. У нее же, по крайней мере, было несколько светлых лет, проведенных вдали от этих мест, светлых, несмотря на то, что и тогда случались горькие дни.
Почему она должна помогать этому человеку? Только потому. что он враг убийц ее отца? Тогда она даже не думала об этом. Потому что он был ранен?
Она слышала его бормотание, когда он метался в бреду, и он ни разу не позвал на помощь женщину. Почему это было важным?
От него исходило спокойствие, у нее появилось чувство надежности, нечто успокаивающее, даже несмотря на нависшую опасность, что-то такое, что подавляло чувство нетерпеливости, успокаивало нервы. Воспоминания взволновали ее, и она немедленно отмела эти мысли. Это всего лишь разыгралось воображение. И вообще, она уже не ребенок, чтобы так волноваться о каждом проезжающем мимо ковбое.
Уже совсем стемнело, когда Трэйс Джордан поднялся на ноги и вновь попытался воспользоваться ружьем как костылем. Ночью звук каждого покатившегося камня может быть услышан на большом расстоянии, и он прилагал максимум усилий, чтобы двигаться как можно тише. Он проверил револьверы на поясе, убедившись, что руки не утратили своей ловкости. Это оружие ему еще понадобится, враги могут появиться в любую минуту.
Обдумав все это, он обошел полуразвалившуюся стену и вышел на тропинку, которой пользовалась Мария Кристина. В этом месте в поверхности скалы образовалась широкая трещина, от которой вниз круто уходила каменная осыпь, но девушка ведь двигалась бесшумно… и наконец он увидел узкую впадинку, шириной лишь несколько дюймов, которая шла вдоль края откоса.
Трэйс вернулся к ручейку, начал пить и долго не мог оторваться. Ему казалось, что воды все время не хватает. Пахнуло ветерком, и он ощутил запах дыма. Они были еще там, прямо на противоположной стороне каньона, ждали, что он наконец допустит ошибку. Знают ли они точно, что он здесь, или это лишь интуиция старины Якоба Лантца?
Несмотря на слабость, его не покидало беспокойство, чувствовалась тревога и в поведении его рыжего коня. Травы осталось мало, и надолго ее уже не хватит. Они здесь находятся уже слишком долго, но даже сейчас не может быть и речи о спасении. Используя ружье как костыль, он попытался оценить насколько ослабли его мышцы. Он отчетливо осознавал главное, что когда придет время, события начнут развиваться внезапно… и уже сейчас он чувствовал, как голоден. Может, это признак того, что он пошел на поправку?
Трэйс уже давно начал систематически изучать эту местность. Зная пустыню, он разбирался в расположении каньонов, горных массивов, знал, что они из себя представляют. Все каньоны примерно одинаковы…. внутри похолодело от мысли, что надо попытаться ночью подняться по отвесной стене каньона, но днем он будет представлять собой отличную мишень, прижатую к поверхности скалы.
А как же Мария Кристина? Она так одинока, замкнута, беззащитна. Но как горда… Об этом говорит каждая линия ее тела, каждый жест. Она носит поношенную одежду, но Держится как королева.
Он не имеет права думать о ней, надо думать лишь о том, как выбраться отсюда, каждую минуту, пока он находится здесь, опасность грозит им всем. Неожиданно Трэйс сделал движение и тут же согнулся, задыхаясь от боли. Пытаясь вздохнуть, опустился на колени. Если лишь одно неожиданное движение приводит к таким последствиям, надежды на спасение нет никакой.
Он заполз обратно под одеяло и уснул. Прошло довольно много времени, и вдруг он проснулся как от толчка. Рука сразу же метнулась к прикладу ружья… что разбудило его? Ясно, что ни один обычный звук не мог разбудить его, подсознательно он знал все обычные звуки. Это, должно быть, какой-то другой звук, и он не принадлежит тихой симфонии ночи.
Тихонько шелестел ветер. Стояла глубокая, светлая, тихая ночь. От вершин гор протянулись длинные тени… скорее всего он ошибся. Разыгралось воображение или лихорадка. Хотя нужно подождать еще немного. Воздух, который он вдыхал, был свежим и холодным как горная вода, звезды были похожи на висящие в небе фонари. Ему были знакомы все эти ощущения, запахи. Он знал, что такое долгие часы зноя, движение теней от облаков, знал тысячи каньонов и тысячи еще не рассказанных историй. Он знал о разрушенных индейских поселениях, знал о таинственных следах, оставленных богами среди нагромождения скал… он когда-то слышал об окруженных неприступными скалами следах в Тибете… Что-то бок весь вечер чешется. Может, рана начала заживать?
Он перевернулся на спину и вдруг замер. Послышался почти неуловимый звук, как будто по каньону что-то двигалось. Он прислушался… залитый ярким лунным светом воздух доносил до его ушей еле слышимые звуки. Чуть слышные. Что-то… кто-то двигался, глубоко внизу.
Осознав, что этот некто или нечто может его услышать, он затаил дыхание. Но, возможно, его уже услышали.
Может, он издавал звуки во сне? В это не верилось, он был уверен, его подсознание всегда оставалось на страже. Впрочем, каменные стены отлично отражают звук, а значит, ему значительно проще услышать все, что движется внизу.
И вновь послышался слабый звук… интересно, он знает, где искать? Не может же он в это время высматривать следы? Хотя ночь отступает. Где-то далеко к небу вознесся заунывный вой койота.
— Это не лезет ни в какие ворота. — Джо Саттон раздраженно смотрел на огонь. — Человек не может взять и как сквозь землю провалиться.
Бен Хиндеман равномерно двигал челюстями, пережевывая табачную жвачку. Он тоже думал над этим вопросом, но по-своему — медленно и методично. Хиндеман был единственным человеком, кому Джек Саттон когда-либо уступал свое лидерство, и у Джо были свои соображения на этот счет. Джек, несмотря на то; что сам по любому поводу любит выхватывать револьвер, все же немного побаивался своего скорого на расправу двоюродного брата.
— Мы потеряли его, — заговорил Морт Бэйлесс, — еще на плато. Сейчас он в плохой форме и не мог далеко уйти.
Именно брата Морта Джордан убил в Мокинг-Берд-Пасс, а Морт был одним из тех, с кем Джек убил Джонни Хендрикса. Его не волновало, найдет ли его Джордан… он сам хотел найти Джордана, чтобы отомстить за брата, а еще потому, что по своей природе был убийцей;
— Если он вообще был на плато, — сказал Джо.
За последние два дня поиски зашли в тупик, и Джек Саттон был доволен. Два парня уже вернулись косить сено, другого тоже жена дожидается. Необходимость в таком количестве людей отпала, а коснувшись раны на мочке уха, он страстно захотел, чтобы они все быстрее убирались по домам. У него. были свои планы, в которых поимка или убийство Трэйса Джордана отступали на второй план.
Джеку хотелось, чтобы и Бен вернулся домой. Бен не хотел причинять мексиканцам беспокойства, и если бы это был кто-то другой, Джек бы решил, что тот сжалился над девчонкой. Но только не Бен. Он ни к кому не испытывал никаких добрых чувств. Отсутствие каких-либо чувств делало Бена очень сложным в общении человеком. Он был жесток и хоть и медлителен, но умен.