— Вы угадали. Хотя бы на пару часов хочу сменить кабинетное кресло и автомобильное сиденье на верховое седло. Надеюсь, когда-нибудь и вы присоединитесь ко мне. Я уступлю вам мою любимую лошадь.
— Когда*то я занимался в манеже. Но с тех пор на земле успело смениться несколько поколений лошадей, — пошутил Старцев. — Позвольте представить вам моего московского друга, режиссера, — он сделал соединяющий жест. — Кирилл Бобров. Профессор Бильгоф.
— Очень рад, — Бобров пожал протянутую руку. — Я привез вам поклон из Москвы, от профессора Корнелиу Авареша. Надеюсь во время моего визита в Зимбабве повидаться с вами. Если у вас окажется время.
— Благодарю за поклон. Я очень ценю работы профессора Авареша. Он тонкий этнограф, большой знаток африканского юга… А ваши проблемы? Что привело вас сюда?
— Позвольте, — Бобров повернулся к Антонине и мягко, извиняясь, извлек из ее рук книгу. — Пользуясь этой мимолетной встречей, хочу преподнести вам, — он быстро, на лету, сделал дарственную надпись, передал книгу Бильгофу. Тот принял, раскрыл. — Я дилетант в вопросах африканского юга, но герой задуманной мной картины действует именно здесь. И мне хочется понять атмосферу, послушать знатоков.
— Благодарю… Мистер Старцев, если сегодня вечером вы с женой и вашим другом располагаете временем и у вас нет намерений провести его по-своему, я был бы рад видеть вас у меня после шести.
— Спасибо, профессор, придем с удовольствием, — ответил Старцев, весело взглянув на Боброва. — Желаю приятной прогулки верхом.
Они дождались, когда машина Бильгофа прохрустела по гравию, прошелестела по асфальту, метнулась и растаяла в синеватой дымке.
— Ну вот видишь, первый контакт тебе обеспечил! — довольно смеялся Старцев. — А теперь, Кирюша, забудь о делах!
Они миновали ботанический сад с глубокими зелеными полянами и одиноко стоящим, похожим на дуб деревом. Боброву на миг захотелось уйти в эту зелень, сесть под округлое, черно-живое дерево, прислониться затылком к теплой коре. Прокатили мимо рощи, где пестрели разноцветные кони, наездники прямо и грациозно сидели в седлах, и одна лошадь, управляемая седоком, плавно скакала, перебирая хрупкими копытами, и казалось, из окна скоростной машины, — они смотрят замедленную съемку.
Долго катили по пустому, голубому, как река, шоссе, мимо влажных рощ и долин. Бобров, слушая мягкий ветер за стеклами, испытывал блаженство. Изредка вступал в короткие, все о московской жизни, разговоры с друзьями. Они чувствовали его состояние, не докучали, оставляли молчать.
Достигли Национального парка, где был устроен натуральный, в каменистых холмах, вольер для львов. Привратник открыл ворота, они покатили по желтой, проросшей корнями дороге, высматривая на гранитных утесах львов. Наконец увидели целое стадо, ленивое, лежащее в тени. Перед львами, обглоданно-белый, с кровавыми ошметками, валялся коровий костяк. Антонина в страхе подняла стекло, и они медленно проехали мимо сонных, сытых животных. Только один лев поднял свою круглую башку и зевнул.
Они закусили в маленьком ресторанчике у воды. Стейк был отлично прожарен, зелень свежа, а вино такое холодное, что ломило зубы.
Тут же, у ресторанчика, они зашли в лавку, торгующую изделиями из слоновой кости. Все ее пространство — прилавки и полки — было заполнено желтовато-белыми резными скульптурами, огромными гнутыми бивнями, в которых были выточены лабиринты орнаментов, выглядывали лики людей и животных, и казалось: бивень гудит бесчисленными голосами, звериными рыками, охотами, танцами у костров — гулом первозданной, готовой излиться в мир жизни.
Бобров, перекладывая драгоценную кость, выбрал два браслета. Один для жены, с бегущими по кругу слонятами. Другой, поддавшись внезапному, похожему на нежность чувству, для Марии, вспомнив ее теплую смуглую руку у себя на плече, испуганное умоляющее лицо в машине по дороге из Ресано Гарсиа. Хотел, вернувшись в Мапуту, сделать ей этот подарок — белоснежный, перевитый цветами браслет.
Они вернулись на виллу, утомленные, довольные. Бобров, извинившись, ушел к себе, в прохладную пустую спальную, и дневной его сон был сладок и свеж.
Его пробуждение было медленным возвращением в свет, в благоухающую прохладу, в тихое, дружелюбное звучание голосов под окном, где шелестела вода, орошавшая твердые кущи. До вечернего визита к Бильгофу оставалось много светлого дневного времени. И Бобров, еще утром, во время поездки, плененный видом ботанического сада, глубоких зеленых полян и похожих на дубравы деревьев, отправился туда на прогулку, уговорив хозяев не провожать его.