На кладбище поплакали, стоя у могилы. Ариубат наклонилась и поцеловала портрет Назира.
Учебный год начался. Валентина Павловна весь день в школе, с детьми, Жамий и Ксения Петровна видят ее только по вечерам. Утром Валя уходит из дому, когда почти еще весь аул спит, — она идет на кладбище, не изменяя своему обыкновению.
После уроков Валя ведет кружок юных геологов. Ребята очень увлечены минералогией, и всю школу завалили собранными на экскурсиях камнями. Конечно, все члены кружка — а их много — собираются стать в будущем геологами. Часто проходят в школе вечера, и в их подготовке Валентина Павловна принимает обязательное участие.
Ксении Петровне нравится горный аул. Нравятся горы. И больше всего — люди. Она и Жамий объясняются с трудом, потому что Жамий по-русски хоть и говорит, но не очень хорошо, а Ксения Петровна совсем не умеет говорить по-балкарски. Но в конечном итоге обе женщины понимают одна другую. Чаще всего разговор у них идет о Вале, и однажды Жамий говорит:
— Не знаю, сестра, как думаешь ты, но мне кажется, большой грех, если Валя всю жизнь проведет, как теперь.
— Не надо, Жамий, не надо сейчас об этом, — стиснула руки Валина мать. — Нельзя ей пока говорить так! На всю жизнь ранишь ей сердце. Нужно время. Будущее покажет...
Валя вошла в дом, и разговор оборвался... С осенними холодами Ксения Петровна стала собираться в Москву. Валя и Жамий уговаривали ее остаться.
— Нет, Жамий, сестра моя дорогая, надо ехать, — отвечала на все просьбы пожить еще Ксения Петровна. — Я здесь всех полюбила и особенно восхищаюсь тем, какие труженики ваши люди, какие смельчаки, ведь в горах, особенно зимой, жизнь нелегкая, работать тяжело. Я зимы вашей, честно сказать, побаиваюсь. Начну, не дай бог, болеть... сколько вам со мной возни. Нет, надо ехать. Весной — снова к вам.
— Наши двери для тебя открыты всегда, зимой и весной, и летом. Я без тебя скучать буду, ждать буду... приезжай.
— Дочка с тобой остается, Жамий.
— Она теперь больше моя дочка, чем твоя.
— Да, — сказала Ксения Петровна и заплакала вдруг, но быстро справилась с собой и продолжала: — Я бы, кажется... Валю мою полюбила еще сильней, да сильнее и некуда...
Провожать Ксению Петровну, к немалому ее удивлению, собралось много народу, хотя об отъезде ее узнали поздно. Она захотела непременно ехать автобусом, от машины отказалась, — ей хотелось побыть в дороге с людьми, которых она полюбила душевно.
Ариубат успела все-таки приготовить Ксении Петровне гостинцев на дорогу.
Жамий казалось, что после отъезда матери Валя стала еще грустней. Хотела спросить, отчего так, да не решалась. Наконец, не выдержала.
— Дочка, ты здорова? Не случилось ли чего?
— Здорова, мама, и ничего со мной не случилось. А что?
— Да я вижу, ты беспокоишься о чем-то. Скажи, о чем? Может, легче будет тебе. И мне тоже.
— Мама, милая, у нас с вами такое горе, о чем еще можно думать?
— Нет, Валя, я вижу. Горе горем, а у тебя что-то есть на душе. Огорчение какое-то. Не скрывай от меня, прошу.
И Валя рассказала, как слышала в автобусе во время проводов Ксении Петровны чьи-то злые слова.
— Что за слова? — нахмурилась Жамий.
— Этому человеку другие люди много говорить не дали, но он успел сказать, что, мол, все это горе ненадолго. До тех пор, пока встретится другой. Был бы ребенок, тогда дело иное...
Жамий молчала, думала. Потом сказала спокойно:
— Плохой человек сказал это. Но, Валя, дочка, ведь на чужой рот замок не повесишь. Есть такие, что судят о других по себе. Ты лучше вот о чем подумай — тебя-то весь аул знает. А того болтуна покажи мне.
— Он, по-моему, не из нашего аула.
— Кто с вами из наших был в автобусе? Я у них спрошу...
— Не надо, мама. Ему сразу дали отпор.
— Ну вот, видишь! Тебя же все знают.
— Лучше было бы мне не начинать этого разговора, но, как наш Назир любил повторять, не лезь в грязь, а если уж залез — подол не подымай. Не обессудьте, мама.
— Аллах простит, дочка, что же ты еще хочешь сказать?
— Может, возьмем на воспитание ребенка?
Жамий никак не ожидала этого вопроса, но первым ее чувством была радость. Сердце матери — неиссякаемый источник любви.
— Видит аллах, я согласна, — от волнения почти шепотом сказала Жамий.
— Согласна, мамочка?
— Согласна, дочка.
— Если так, я хотела бы, чтобы вы взяли мальчика.
— Хорошо.
— Но где же его взять?