Несправедливая, и полная огней
Тобою брошенного рая.
Я знаю ненависть к звериному, к страстям
Слепой замкнутости, к судьбе неправосудной,
И к этим тлеющим кладбищенским костям,
Нам данным в нашей жизни скудной.
Но, мучимый как ты, терзаемый года,
Я связан был с тобой безмолвным договором,
И вижу, ты забыл, что брат твой был всегда
Скорей разбойником, чем вором.
С врагами—дерзкий враг, с тобой — я вечно твой,
Я узнаю друзей в одежде запыленной.
А ты, как леопард, укушенный змеей,
Своих терзаешь, исступленный!
В БАШНЕ
В башне с окнами цветными
Я замкнулся навсегда,
Дни бегут, и в светлом дыме
Возникают города,
Замки, башни, и над ними
Легких тучек череда.
В башне, где мои земные
Дни окончиться должны,
Окна радостно-цветные
Без конца внушают сны,
Эти стекла расписные
Мне самой Судьбой даны.
В них я вижу, как две тени
Обнимаются, любя,
Как, упавши на колени,
Кто-то молится, скорбя,
В них я вижу в быстрой смене
Землю, небо и себя.
Там, за окнами, далеко,
С непочатой вышины,
Смотрит огненное око
Неба, Солнца, и Луны,
Но окно мое высоко,
То, что мне внушает сны.
То, меж окнами цветными,
На которое смотрю,
В час когда, как в светлом дыме,
Я приветствую зарю,
И с виденьями родными
Легкой грезой говорю.
На другие обращаю
В час заката жадный взор,
В час, когда уходит к раю
Тихий вечер на дозор,
И лепечет: «Обещаю,
Вновь увидишь мой убор».
На другие я с отрадой
Устремляю ночью взгляд,
В час когда живет прохладой,
Полный вздохов, сонный сад,
И за призрачной оградой
Светляки меж трав горят.
Так живу, как в светлом дыме
Огнецветные цветы,
Над ошибками земными
Посмеиваясь с высоты,
В башне с окнами цветными
Переливчатой мечты.
К ДАЛЬНЕМУ
Замкнуться, как в тюрьму, в одну идею,
Я знаю этот сон, мой дальний брат,
Я медленно, но верно холодею,
И, раз уйдя, я не приду назад.
Ты отошел в страну без перемены,
Оставивши безвольно мир земной,
А я себе свободно создал стены,
И упоен тюремной тишиной.
Есть в жизни смерть, спокойная, как травы,
Хранимые, на память, за стеклом,
Иссохший знак утраченной забавы,
Пройденная эпоха, перелом.
Седые тесно сжатые виденья
До времени с землей разлучены,
Они забыть не могут наслажденье,
И тайно дышут запахом весны.
Их кто-то чуждый взял своей рукою,
И все ж они блаженствуют года.
Так как же счастлив я с моей тоскою,
Полюбленной свободно — навсегда!
ОТ УМЕРШЕГО К ЖИВОМУ
Скажи ему, что я его люблю,
Что я его как прежде понимаю,
И, как корабль к чужому кораблю,
Взываю в час, когда я погибаю,
К нему, к нему, далекому навек,
Бегущему по водам Океана,
Чтоб отдохнуть на устьях мощных рек,
Средь стройных мачт родного каравана,—
Меж тем как я, свой образ изменив,
Несоразмерив тяжести влекомой,
Забыв, что был и я, как он, красив,
Склоняюсь к бездне жутко-незнакомой,—
И ветры безучастные молю
Протяжностью своих предсмертных звонов…
Скажи ему, что я его люблю
За то, что он — не слышал этих стонов!
ОСТРОВ ВИЛИЭ-ЛЬЯВОЛА
Где-то на острове Вилиэ-Льявола,
Души есть, лишь пред собою преступные.
Богом забытые, но недоступные
Обетованиям лживого Дьявола.
Им захотелось разрыва гармонии:—
Цели испортив, упиться причинами,
Розы любя, в их живом благовонии
Смертью меняющей встать над долинами.
Смертью пытующей, в вечном течении,
Вечною казнью казнить преходящее:—
Все в отдалении, все в отвлечении,
Ярко одно размышленье глядящее.
Ведаю, вы ко всему прикоснулися,
Жадные пчелы, стесненные сотами!
Что же вы тайны своей ужаснулися,
Вы, окруженные стройными гротами?
Жизнь разлюбившие, чувством уставшие,
Что же самим вы себе прекословите?
Все усмехаясь, как что-то понявшие,
Что ж бесполезное не ocтaнoвитe?
То вы мелькнете воздушною ризою,
Светлые духи, с улыбкой беспечною,
То улыбаетесь с Моною Лизою,
Мир осуждая с игрой его вечною.
То прошумите вы звуками Шумана,
Стонами Манфреда, неукротимыми,
Вновь упадаете, все передумано,
Снова смеетесь над снами любимыми.
Кинетесь к слову, кричите Верлэнами,
И возвещаете сладость молчания.
Беспеременные за переменами,
Миг вы мучительный, без окончания.
Старость возвратная, вечность раскаянья,
Для непостижности жертва закланная,
Самосжигание, мудрость отчаянья,
Противоречие, правда обманная.
Без покровительства Бога и Дьявола,
Вечно томитесь вы, снам недоступные.
О, неподкупные, души преступные,
Где-то на острове Вилиэ-Льявола.
ПОСЛЕ БАЛА
Весь полный розовых и голубых мечтаний,
Овеян душностью влюбляющих духов,
Весь в крыльях бабочек, в отливах трепетании
Полуисторгнутых, но замедленных слов,—
Окутан звуками заученных мелодий,
Как будто созданных мечтой лишь для того,
Чтоб убаюканным шептаться на свободе,
О том, что сладостней и вкрадчивей всего,—
Весь воплощенная полуночная чара,
Как пир среди чумы, манящий с давних пор,
Как странный вымысел безумного Эдгара,
Для нас пропевшего навеки «Nevermore»,—
Наш бал, раскинутый по многошумным залам,
Уже закончил лик сокрытой красоты,
И чем-то веяло холодным и усталым
С внезапно дрогнувшей над нами высоты.
Да, полночь отошла с своею пышной свитой