В огне явилось лицо, и я едва сдержала крик.
Незнакомец, явившийся в пламени, не походил ни на одного виденного мной человека. Что-то было не так с его лицом — подбородок слишком узок, уголки больших глаз приподняты вверх. Несмотря на длинные белые волосы, он не казался старым. Он был обнажен до пояса, и на бледной лоснящейся коже виднелись страшные ожоги — скорее старые, чем свежие, хотя его окружало пламя.
Черное Пламя коверкало все, даже тьму. Она дрожала, точно весь мир вытягивался, как то, что отражается в речной воде.
Казалось, что человек в огне объят сном, но сон этот был тревожен. Человек корчился, извивался, даже закрывал руками лицо, словно защищаясь от чего-то страшного. Глаза его, когда они наконец открылись, оказались черными, как сама ночь, и смотрели они на что-то, чего я не видела, далеко за пределы костра. Рот раскрылся в ужасном беззвучном вопле, и мне, несмотря на его чуждый облик и на собственный страх, показалось, что у меня сейчас разорвется сердце. Если он жив, почему он горит и горит, не сгорая? Если призрак, почему смерть не прекратила его мучений?
Телларин и Аваллес попятились от костра с глазами, полными страха. Аваллес осенил себя знаком Древа.
Мой отчим, глядя на разинутый рот и слепые глаза человека в пламени, сказал Валаде:
— Почему он ничего не говорит нам? Сделай что-нибудь!
Она рассмеялась своим резким смехом.
— Ты хотел встретиться с одним из ситхов, Сулис, — с одним из Мирных. Хотел найти дверь — но некоторые двери открываются не в другое место, а в другое время. Черное Пламя отыскало тебе одного из Мирных во время сна. Он спит, но услышит тебя даже через века. Поговори же с ним! Я исполнила то, что обещала.
Сулис, явно потрясенный, крикнул человеку в огне:
— Эй! Ты меня понимаешь?
Тот снова передернулся, но его темные невидящие глаза обратились на моего отчима.
— Кто-здесь? — спросил он, и я услышала его не ушами, а где-то внутри головы. — Кто идет по Дороге Снов? — Призрак поднял руку, словно хотел коснуться нас через года, и удивление на миг согнало страдание с его странного лица. — Вы смертные? Но зачем вы пришли ко мне? Зачем беспокоите сон Хакатри из дома Танцоров?
— Я Сулис. — Голос у отчима дрожал, словно у древнего старца. — Некоторые называют меня «Отступник». Я рискнул всем, что имею, и провел годы в ученых трудах ради того, чтобы задать вопрос, на который только Мирные могут ответить. Ты поможешь мне?
Человек в огне, казалось, его не слушал. Его рот снова искривился, и на сей раз крик, полный боли, был подавлен. Я хотела зажать уши, но крик звучал у меня в голове.
— Жжет! — простонал горящий. — Кровь червя до сих пор жжет меня — даже когда я сплю. Даже когда иду по Дороге Снов!
— Червя? — опешил отчим. — Уж не дракона ли? О чем ты говоришь?
— Он был как большая черная змея, — простонал Хакатри. — Мы с братом гнали его до самого логова, и сразились с ним, и убили его, но его едкая кровь брызнула на меня, и мне больше не знать покоя. Что за боль, клянусь Садами! Он захлебнулся и умолк. Потом заговорил опять, и это было как песня: — Мы оба рубили его мечами, но моему брату Инелюки посчастливилось. Он избежал страшного ожога. Черна, черна была она, эта кровь, и горячее, чем пламя Творения! Боюсь, что даже смерть не облегчит этих мук…
— Замолчи! — в ярости и отчаянии вскричал Сулис. — Ведьма, что пользы в твоем колдовстве? Почему он меня не слышит?
— Мое колдовство открыло дверь, только и всего. Хакатри, быть может, пришел к этой двери потому, что кровь дракона жжет его — ничто в мире нс сравнится с кровью этих больших змеев. Его раны, должно быть, всегда держат его поблизости от Дороги Снов. Задай ему свой вопрос, наббаниец. Он так же способен ответить на него, как всякий другой из бессмертных.
И тогда я почувствовала, что тайна, приведшая нас всех сюда, держит нас в своих тисках. Я затаила дыхание, разрываясь между ужасом, который выл как зимний ветер у меня в голове, побуждая меня бросить Телларина и бежать, и жгучим любопытством, вопрошающим, что же подвигло моего отчима устроить эту невероятную встречу.
Сулис опустил голову, как будто и теперь, когда время пришло, не знал, что сказать, — и заговорил, сперва нерешительно, но постепенно обретая твердость:
— Наша Церковь учит нас, что Бог явился в мир в образе Узиреса Эдона, который сотворил множество чудес и исцелял больных и увечных, пока император Крексис не велел повесить его на Древе Казни. Известно ли тебе это, Хакатри?