Гроувер указал на правый туннель:
– Я… я уверен, что Палм-Спрингс там.
– Уверен? – переспросила Мэг. – Так же как в прошлый раз, когда мы ворвались в ванную и застали там циклопа на унитазе?
– Я не виноват! – запротестовал Гроувер. – К тому же оттуда правильно пахнет. Вроде… кактусами.
Мэг втянула ноздрями воздух:
– Не чую я никаких кактусов.
– Мэг, – сказал я, – сатир наш проводник. Хотим мы того или нет, нам придется на него положиться.
Гроувер фыркнул:
– Спасибо за доверие. Кстати, сегодня еще не напоминал: я не просил, чтобы меня магическим способом призывали и переносили через полстраны – тоже мне счастье, проснуться на крыше вокзала в Индианаполисе на грядке с помидорами!
Держался он храбро, но глаз не сводил с одинаковых колец, украшающих средние пальцы Мэг, – вероятно, опасаясь, что она может превратить их в золотые изогнутые сабли и располосовать его как козленка на кабрито[3].
Узнав, что Мэг дочь Деметры – богини всего, что растет, Гроувер стал относиться к этой девчонке с бо́льшим опасением, чем ко мне, бывшему богу-олимпийцу. Жизнь несправедлива.
Мэг вытерла нос:
– Ладно. Просто я не думала, что мы будем бродить здесь целых два дня. Новолуние уже через…
– …через три дня, – перебил я ее. – Мы в курсе.
Может, вышло грубовато, но напоминать мне об остальных частях пророчества не стоило. Пока мы двигались на юг к следующему оракулу, наш друг Лео Вальдес на всех парах мчался на бронзовом драконе в Лагерь Юпитера – учебный лагерь римских полубогов в Северной Калифорнии, – чтобы предупредить его обитателей об огне, смерти и ужасах, с которыми им, вероятно, предстоит столкнуться в новолуние.
Я постарался смягчить тон:
– Будем верить, что Лео и римляне справятся с тем, что грядет на север. У нас же своя цель.
– И огонь, с которым нужно разобраться, – вздохнул Гроувер.
– В каком смысле? – поинтересовалась Мэг.
Гроувер ответил уклончиво – за два дня мы могли бы уже к этому привыкнуть:
– Лучше об этом не говорить… здесь.
Он нервно оглянулся по сторонам, словно у стен были уши, что вполне могло оказаться правдой. Лабиринт – живое строение. И, судя по запаху из некоторых коридоров, по крайней мере кишки у него точно имелись.
Гроувер почесал ребра.
– Я постараюсь вывести вас отсюда поскорее, ребята, – пообещал он. – Но у Лабиринта есть разум. В последний раз, когда я был здесь с Перси…
Лицо его погрустнело – так обычно случалось, когда он вспоминал о прошлых приключениях со своим лучшим другом Перси Джексоном. И я его понимал. Здорово иметь под рукой такого полубога, как Перси. К несчастью, колдовством призвать его на грядку с помидорами было не так просто, как нашего сатира.
Я положил руку Гроуверу на плечо:
– Мы знаем, что ты очень стараешься. Пойдем дальше. И если, принюхиваясь к кактусам, ты почуешь завтрак – скажем, кофе и крупончики с лимонно-кленовой глазурью, – будет просто отлично.
Мы повернули направо и пошли по туннелю за нашим проводником.
Вскоре коридор стал сужаться, и нам пришлось согнуться и пробираться по нему гуськом. Я занял место посередине – самое безопасное. Кто-то может упрекнуть меня в малодушии, но Гроувер был повелителем природы и членом Совета козлоногих старейшин. И вроде как он обладал великой силой, хотя при мне ни разу ею не пользовался. Что касается Мэг, то она не только мастерски владела двумя мечами, но и могла сотворить настоящее чудо из семян, которыми запаслась в Индианаполисе.
Я же день ото дня становился все слабее и беззащитней. После битвы с императором Коммодом, в которой я ослепил его божественным сиянием, я не мог призвать и крупицы своей прежней божественной силы. Пальцы утратили былую ловкость и с трудом находили нужные лады на грифе боевого укулеле. Я стал гораздо хуже стрелять из лука. Умудрился даже промазать, выстрелив в циклопа на унитазе. (Уж не знаю, кто из нас больше смутился.) Я все чаще просыпался в холодном поту от ужасов, приходящих ко мне во сне. Однако видения, вгоняющие меня в оцепенение, посещали меня все чаще и становились все ярче.
Я не говорил друзьям о своих тревогах. Пока.
Хотелось верить, что мне просто нужна перезарядка – и сила вернется. В конце концов, испытания в Индианаполисе едва не стоили мне жизни.
Но может быть, дело было в другом. Я был низвержен с Олимпа и приземлился в мусорный бак на Манхэттене в январе. Сейчас был март. Значит, я провел в человеческом обличье около двух месяцев. Возможно, чем дольше я остаюсь смертным, тем слабее становлюсь и тем сложнее мне будет снова стать богом.