— А, Ожега, проходи. Присаживайся, — оживилась Полина Геннадьевна, отрываясь от экрана компьютера и сбрасывая с плеч красно-полосатый палантин.
Ожега сделала полтора шага и села на короткий бирюзовый диванчик, который можно было смело считать широким креслом. В кабинетах психотерапии должно было быть как-то успокаивающе, всё бежевое или типа того, но здесь наоборот было много ярких деталей. Насколько Ожега помнила из предыдущих разговоров психологички, диван той достался по случаю, но он был настолько чужеродным в «школьной классике», что пришлось под него сделать ремонт. Благо администрация дала на это добро и вроде Полина на свои деньги всё сделала и обставила в позапрошлом году, до этого в мозгопыточной был реальный страх и ужас, только цепей по стенам не хватало.
— Во время «окна» у половины вашего класса у меня был сеанс с Оляной, — прервала вялые мысли Ожеги Полина Геннадьевна, которая развернулась и подкатила своё кресло на колёсиках чуть поближе: кабинет психологической помощи был настолько мал, что рабочий стол стоял поперёк, вдоль стены, иначе совсем не оставалось бы места.
Ожега кивнула. Они с Озарой изучали английский язык, а Оляна захотела учить французский. «Француженка» частенько, особенно в зимнее время, брала больничные из-за своих маленьких детей, так что у той группы случались «окна». Поговаривали даже, что после нового года школа и вовсе откажется от изучения других языков, кроме английского, так как, во-первых, замены француженке не было, а во-вторых, в гороно считали, что детям лучше плохо знать азы английского, чем хорошо бесполезный французский.
— А сейчас я хотела переговорить с тобой, как с её старшей сестрой… и прояснить некоторые возникшие у меня вопросы.
— Чтобы не получилось, как в тот раз? — оборвала её Ожега, чуть поёрзав. Короткий диван был довольно глубоким, и явно подразумевалось, что на него забираются с ногами или спят калачиком, но приходилось просто сидеть, не облокачиваясь на спинку. — Вы уже однажды доставили много проблем от того, что поверили Оляне. И нашу семью замучили проверками социальные службы. Которые, кстати, ничего криминального не обнаружили. Как бы вам ни хотелось.
Ещё бы они что-то нашли… кроме книг со сказками в комнате Оляны.
— Да… — Полина Геннадьевна немного смущённо потупилась. Она была ещё совсем молодая, сразу после обучения попала в их школу. — Я думаю, что Оляна как бы иносказательно просит о помощи. Порой подростки не справляются… и уходят в мир фантазий.
— В любом случае, это её личное дело, вам разве так не кажется?
— Вы отличаетесь от обычных подростков, это провоцирует конфликты и недопонимание, — психолог чуть наклонилась, как бы доверительно сказав: — ты сильная девочка и можешь не обращать на это внимания, а вот Оляна явно не справляется.
— Оляна с детства была такой… — подбирая слова, сказала Ожега. — Открытой. Мы не собираемся ни лечить, ни переделывать её. Это её способ общения с миром, а никакой не крик о помощи. Так что в своих оценках вы ошибаетесь.
— Я думаю, что твоей сестре нужна поддержка, — продолжала гнуть свою линию Полина Геннадьевна. — Оляна нежная, ранимая и внушаемая девочка. Она верит всему, что говорят ей старшие… и беспрекословно подчиняется чужой воле. Меня не может не беспокоить эта созависимость… Особенно в свете того, что Оляна рассказывала о некой инициации, которая вам троим предстоит.
— Мы не состоим ни в какой секте, если вы об этом изо всех сил намекаете, — вздохнула Ожега. — И наши родители не состоят. И даже бабушки и дедушки.
— Иногда люди этого попросту не осознают, — мягко сказала Полина Геннадьевна. — Особенно дети. Так что за инициация? Что под этим подразумевается? Это опасно? Оляна выглядела взволнованной…
Ожега шумно выдохнула.
Вот ведь любопытная человечка! Да ещё и вопросы задала практически прямые!
— Можно подумать, вы не волнуетесь перед каким-нибудь торжеством, — постаралась как можно ровнее ответить Ожега. Повезло, что вопросами её просто засыпали и, значит, можно ответить не на все. — Да ладно вам, Оляна волнуется как перед контрольной, так и перед нашим днём рождения. Так что её «инициация» — это вступление во взрослую жизнь. Наше детство официально закончится, и, думаю, Оляне жаль, что она повзрослеет. Вот и паникует.
— В пятнадцать лет? — не поверила ей психолог. — Дети у нас детьми до восемнадцати считаются. Официально.
— Ну, это, можно сказать, как в славянских сказках, — пожала плечами Ожега, решив вставить и свои желания. — У нас выпускной девятый класс к тому же, и папа с мамой сказали, что после общего дня рождения мы сможем как бы сами всё решать в своей жизни… Например, куда поступать, что делать дальше и всё такое. А ещё что делать со своими волосами: красить, или подстригать, или так оставить. Ну и одежду носить… по желанию.
— То есть, — моргнула Полина Геннадьевна, — после ваших пятнадцати вам разрешат…
— Мы в своей семье будем считаться взрослыми, — кивнула Ожега. — И у нас в семье принято держать слово. После этой самой «инициации» мы сможем выглядеть иначе. А я хотела бы пользоваться косметикой… И Оляна очень волнуется и, возможно, не хочет ничего менять или переживает, что ей не пойдёт… Вот и звучит этот ваш «крик о помощи». Лучше бы вы ей журналы моды подсунули, чтобы она развеялась.
— Да… глупо получилось, — смущённо покраснела психолог.
— Ага, глупо, — согласилась Ожега, осторожно переводя дух. Прошла почти по краю.
Не могла же она в самом деле рассказать человеческому психологу о том, что она и её сёстры юдварги, а инициация — это первый оборот в Зверя и, собственно, подтверждение их пока предполагаемых статусов. И риск при этом всегда присутствовал. Всякое могло случиться… Ходили легенды, что несправившиеся теряли разум и возможность возвращения в человеческое обличие. Отец говорил, что страшные лесные пожары за Уралом, которые невозможно оказалось скрыть от людей, объяснялись тем, что там полно неуправляемых полудиких юдваргов. Их даже путали с драконами — этими неразумными магическими животными, которых кудесники выращивали, как коров или кур — на убой. Да и тёти…
Конечно, Оляна волновалась перед инициацией. Они все, каждый по-своему, переживали. Им с сёстрами никто этого не говорил, но даже Ожега понимала: Род мельчает. Из всего Рода только прадедушка становился трёхголовым Змеем, которым и был изначально. Все остальные, включая дедушек, отца и дядей, превращались в одноголовых крылатых Змеев. И если так посмотреть, то женщины Рода юдваргами не были… ни одна! Но отцы их были уверены, что у них всё получится, укладывая на плечи дополнительную ответственность. И вообще-то, Оляна-то что переживала? Кому больше всех переживать, так это Ожеге: по их линии кровь смешивалась, и тёти опять же.
Из мозгопыточной она вышла с чувством облегчения и некоторой гордости. Сёстры ждали её всё там же у окна на повороте к кабинету психолога.
— Ну как? — спросила Озара, когда они втроём оделись и вышли на из школы.
— Всё нормально, — Ожега рассказала о разговоре с Полиной Геннадьевной.
— Значит… После дня рождения мы сможем покраситься? — сразу уловила суть Озара, усмехнувшись. — Тогда я хочу быть рыжей.