Ожега крепко держала и поглаживала спину, позволив уткнуться в себя и дышать родным знакомым запахом со сладковатыми нотками ягод и шампуня с облепихой.
— Я… я такая дура! — в сердцах воскликнула Оляна, куда-то в шею сестры. — Он… Я думала… Я так рада, что ты… — голос сорвался до шёпота, по спине пробежал стылый озноб, и Оляна еле сдержала новый подступающий поток слёз.
— Всё хорошо, Ляна, — ещё крепче прижала её к себе Ожега, — дыши. Дыши. Просто дыши.
И она задышала, вбирая холодный воздух и медленно его выдыхая. Это помогло. Медленно Оляна отстранилась и посмотрела в лицо Ожеги. Та выглядела обеспокоенно, но, кажется, не злилась на неё.
— Как т-ты?.. — неловко спросила Оляна, снова чувствуя озноб. В объятьях было тепло и спокойно.
— Я услышала твой Зов, — поняла её с полуслова Ожега. — Твой Дар. Думаю, что он не только чтобы слышать, но и позвать в случае… в случае опасности. Хорошо, недалеко и я успела.
Оляна кивнула, нервно потеребив рунный браслетик, который недавно подарила ей Озара.
— Идём домой? — спросила Ожега, кивнув на двери подъезда.
— Н-нет… Давай немного прогуляемся, чтобы я… — Оляна повесила голову, стыдясь посмотреть в глаза сестре.
— Хорошо, пойдём, — легко согласилась Ожега. — Думаю, прогулка пойдёт тебе на пользу. Ой, я же, кстати, в «Дикси» вышла… За чипсами как раз пошла, и Озара попросила чего-то вкусненького к чаю.
Оляна кивнула. Супермаркет, в который пошла Ожега, располагался в соседнем от мишиного доме, на центральной Пролетарской улице их «полуострова», окружённого Себежским озером, и был ближайшим крупным магазином в районе. Они часто закупались там «вкусняшками», которых не достать в Беловодье. Оляне, например, нравилось пить какао или горячий шоколад с маршмэллоу, да и зефир и пастилу она тоже очень полюбила. Сами они тоже жили на Пролетарской, но поближе к школе.
Прохаживаясь в светлом помещении магазина вдоль прилавков с разнообразными продуктами к чаю, Оляне казалось, что всё произошедшее было каким-то наведённым сном, кошмаром, не имеющим с реальностью ничего общего. Как будто случившимся не с ней.
Они купили продуктов и вышли в вечернюю темноту. Крупными хлопьями пошёл снег. Первый этой зимой.
— Не говори родителям, пожалуйста, — попросила Оляна сестру.
Её красивые хрупкие мечты с детьми, похожими на Мишу, были растоптаны как снежинки, превращающие дорогу в жидкую грязь.
Глава 5
Психологические игры
Когда Ожега скрылась за поворотом к «мозгопыточной», Оляна грустно и продолжительно вздохнула, а Озара начала обдумывать план на случай, если у сестры не выйдет договориться с Полиной Геннадьевной. Школьная психологиня была молодой и принципиальной, что-то там себе про них придумавшей и постоянно пытавшейся «помочь» — да так, что хоть стой, хоть падай. Озаре казалось, что они не так и сильно отличаются от обычных людей, чтобы эта Полина за ними так бегала и пыталась «осчастливить», не имея от этого никаких особых преференций ни от школы, ни от гороно, и даже наоборот. Но и после прошлого провала со всей этой историей с соцслужбами Полина Геннадьевна не оставила их семью в покое, хотя и сбавила обороты со всеми этими «консультациями».
Доля вины в таком поведении школьного психолога была и за Оляной, которая привыкла бесхитростно говорить взрослым правду. Поначалу ей даже нравилось внимание и расспросы «учителя», к которому её привела их классная руководительница и, по совместительству, преподаватель русского языка и литературы Тамара Петровна, в пятом классе, после истории с былиной про Змея Горыныча. В отличие от других школьных педагогов, Полина Геннадьевна не ругалась, не высмеивала Оляну, расспрашивала, интересовалась, слушала, не считала глупой и как будто стала другом, угощала чаем с конфетами. И поначалу Озара даже не придала этому значения, ещё не зная, что это за учитель такой и зачем сестрёнка бегает к психологу чуть ли не каждый день, а потом сдавать назад стало поздно.
Выведав то, что знала Оляна, Полина Геннадьевна «забила тревогу». И хорошо ещё, что каких-то серьёзных родовых тайн сестра не знала вовсе, да и, кажется, мама-кудесница всё-таки поколдовала, ограничив разговорчивость дочери. Открытый характер, доверчивость и невозможность солгать или обойти вопрос — на самом деле страшная гремучая смесь, в чём они все убедились. Потому что даже без признаний их иномирного происхождения Полина Геннадьевна сочла, что живут и воспитывают детей они неправильно.
И во всей этой ситуации больше всех пострадала Оляна, так как испытала первое в жизни предательство человека, которому доверяла. Ожега бы на месте Оляны никогда больше не заговорила с Полиной Геннадьевной. Озара бы тоже вряд ли простила покушение на свою семью, пусть и неудавшееся. А Оляна… всего лишь через два года снова начала ходить на «консультации». Хотя стоило признать, что Полина Геннадьевна из кожи вон лезла, чтобы загладить вину. Правдами и неправдами заманивала в свою «мозгопыточную» и «сглаживала конфликт», «объясняла свою точку зрения», втягивала в диалоги, даже извинялась.
И при этом не оставляла попыток узнать про их семью, жизненный уклад и будущее, которое им готовили родственники. И всё это делала с такой искренней заботой и переживаниями, что они все терялись, не зная, что и думать. Полина Геннадьевна была очень странной, но с ней пришлось смириться, как с неизбежным. Оляна вроде бы стала осторожней, но и психологиня умела разговорить, к тому же в последнее время Оляна вообще была какой-то особенно рассеянной. Возможно, ещё и поэтому снова у неё что-то «сорвалось с языка», а ведь Озара учила, что надо тоже в ответ спрашивать, чтобы вроде поговорили, время прошло, но ничего особенного психолог не узнала. Ожега вот так и делала, и это точно работало. Чтобы противостоять их психологу и её «штучкам», Озара досконально изучила тему и почерпнула много интересного по различным приёмам и манипуляциям. Некоторые даже поспособствовали увеличению её репутации в классе и полезным знакомствам.
— Ожега зашла, про меня начали говорить, — сказала Оляна и снова погрузилась в напряжённое молчание, но оно и понятно: её наверняка уже вовсю обсуждали и упоминали, так что её Дар сейчас работал на полную, улавливая и передавая обрывки разговора.
Озара кивнула и ободряюще улыбнулась, показывая, что всё под контролем, чтобы всегда излишне ранимая сестра не накручивала себя.
Вмешательство родителей отпадало: в Гнезде сейчас не было ни мам, ни пап, а до того места, где они находились, не достанет никакая сотовая связь и даже не факт, что посланник доберётся. По крайней мере, попросив быть осмотрительными и хорошими девочками, папа-Богдан о невозможности связаться старательно намекнул, сообщив, что это одна из Родовых тайн, которую Озара и остальные узнают после Инициации. Тайн у Рода было много, о каких-то Озара догадывалась, о каких-то только строила догадки, но чаще всего всё упиралось в Инициацию, возраст и принадлежность.
Одно она знала точно: «Благословение Предка», что бы это ни было, помогает легче принять суть Зверя, и именно за ним родители отправились… куда-то. И если учитывать, что дедушки и бабушки остались за ними присматривать, а их прадедушкой был сам Змей Горыныч, а пра-прадедушкой бог Правда, то… похоже, что родители направились куда-то за Беловодье, в земли Нави, а возможно, даже на границу погибшей Прави. Озара знала, что их прадедушка — Змей Горыныч — ещё был жив, об этом она догадалась сама по некоторым оговоркам родни, но где он находился и что делал… Это была ещё одна тайна Рода.
Озара вздохнула и покачала головой, про себя хмыкнув мыслям, мельтешащим в голове. Где-то её родители преодолевают трудности и, возможно, даже рискуют собой, чтобы раздобыть артефакт или божественное Слово, а она…
А она не горела желанием становиться полноценным юдваргом.