Собираясь разжечь костерок, тот повелительно окликнул:
— Эй, малой! Подь-ка сюда…
Тимша подошел.
— Чего?
— Ты не в шахте робишь?
— В шахте, — ответил он и в свою очередь поинтересовался: — Ночевать тут собираетесь?
Старик отозвался как-то неопределенно:
— А чо… ночь теплая.
Костерок разгорелся. В безветренном, недвижном воздухе дым стоял синевато-серым столбушком — истончившийся, почти прозрачный. Старик достал из кошеля хлеб, завернутое в тряпицу сало, зеленый лук, топорщивший во все стороны строптивые перья.
— Дело ваше, — согласился Тимша. — Хорошо и на воле.
— Ну, воля — дело нехитро, — возразил тот. — Не всяка, малой, неволя — тюрьма.
— А-а, вы реабилитированный? — догадался Тимша, обрадовавшись, что видит одного из тех, о ком последние годы молва твердила повсюду. — После тридцать седьмого?
Старик осуждающе сощурился не то на огонь, не то на него. Крупные серые глаза были себе на уме и видывали, наверно, многое.
— Скор ты, да не больно умен. — И, словно желая переменить разговор, спросил: — Живешь тут с родителями?
— Нет, в общежитке, — не обижаясь, удовлетворил его любопытство Тимша. — Еще что?
— Еще спрошу, — подбросив хворосту в костер, как нечто само собой разумеющееся, сказал старик. — Косарева Федора, часом, не знашь?
— А зачем он вам?
— Сродственник он мне. Двоюродный племенник.
— Знаю. Вместе работаем, в одной смене.
— Вот это в сук, — обрадовался старик и, отрезав сала — потолще себе, потоньше — Тимше, насадил на пруток, протянул: — На-ко, угостись! Поди, не часто в глаза видите?
— Спасибо, — отказался тот. — Я больше мясо…
— А ты не брезгуй. Подпеки да на хлеб.
Тимша взял, поднес прут к огню. Потрескивая, занимаясь от жара, сало стало румяниться, чернеть, роняя полновесные капли жира.
— Ешь, а потом Федора мне покличь, — непререкаемо приказал старик. — Шумни: дядя, мол, Денис Емельянов, ждет!
— Разве вы здешний?
Старик осторожно огляделся.
— И-и! До сорок пятого года. А потом — в товарняк и на Ковду. На дики места…
— За что? — перестав есть, Тимша опасливо подумал, что тот, наверно, натворил тут. — Я сразу догадался, что вы из заключения.
— А ни за чо. В окружении, вишь, покалечился я. Руку леву чуть не потерял.
— Что ж вы там, на Ковде? Все время — в тюрьме?
— Зачем — в тюрьме, — старик призакрыл веки, то ли от дыма, то ли от жара воспоминаний. — С топора кормились! Перво время, верно, в лагере, потом на поселении. Старуха померла, а меня всё сюда, на роднинно место тянуло, да нельзя было. Однако, после культа стали по-другому примеряться. И вышло, что вроде я ни за чо пострадал.
Все это казалось Тимше удивительно.
— Насовсем приехали?
— Зачем, — неохотно отозвался тот. И, понимая, что лучше все же как-то объяснить это, вздохнул. — На роднинны места глянуть, малой! Перед смертью…
Внутренним зрением Тимша видел еще забой, крепление, роющую фрезу комбайна. А тут — этот старик, дядька Косаря, с салом и чудной своей жизнью, от которой осталась не то обида, не то жалость.
— Ладно, — покладливо пообещал он. — Если Косарь дома — скажу.
— Шумни аккуратненько: дядя, мол. Денис Емельянов!
Добравшись до Северного, Тимша оглянулся. Сумеречная темень заволакивала Провалы. Только в той стороне, где остался костер, курился едва приметный, синеватый дымок.
Угольный край раскинулся вокруг, переделал все по-своему. Поднялись терриконы, копры шахт, осела земля — будто прошлая жизнь хотела уйти вглубь, не оставив по себе ни следа, ни памяти.
«И чего ему тут? — невольно подумал о старике Тимша. — А чем-то похожи они с Косарем. Ей-богу!»
В общежитии никого не было. Он решил сходить к Журовым, хотя ни разу не был там. Показав, куда идти, встречная женщина возле «Гастронома» словоохотливо затараторила:
— Пройдешь до «Горняка», своротишь в заулок! А там — третий дом, одноэтажный. Крылечко справа…
Поднявшись на крыльцо, Тимша постучал, не дождался ответа и открыл дверь. В комнате раздался кашель, кто-то хотел справиться с ним, но не мог.
Косарь лежал на диване. Босые ноги синевато посвечивали мослами.
— Кто там еще? Сквозняку напустил…
— Дядька твой, Денис Емельяныч, — остановившись на пороге, выпалил одним духом Тимша. — На Провалах. Прислал передать, чтобы ты к нему шел…
Косарь приподнялся на локте, недовольно прохрипел:
— Какой еще Денис Емельяныч?
— С Ковды. Куцепалый.
Брови Косаря удивленно полезли вверх. Спустив ноги на пол, он почесал под мышками.