— Иди-ка ты откуда пришел. Двоюродный плетень нашему частоколу!
Тимша огрызнулся, обиженно брякнул дверью:
— Оба вы…
Оставшись один, Косарь сел, обулся, соображая, что делать с некстати явившимся Лёвошником.
«Нашему частоколу двоюродный полицай! Думалось, уж и в живых нету, а на-ко…»
В кухне загремело ведро. Косарь надел пиджак, снял с гвоздя кепку.
— Куда ты? — удивилась Алевтина, едва он показался. Загородив дверь, она стала с веником в руках. — Повадился каждый вечер!
Косарь не без досады отвел ее руку.
— Да не в «Сквознячок», пусти! Дядю черт принес. С Ковды…
— Какого еще дядю? — не поверила она. — Опять врешь-несешь?
— Высланного. Приехал, на Провалах ждет.
— Знаю я твои Провалы. Заладил каждый вечер!
Видя, что добром она не пустит, Косарь нашелся:
— Пойдем вместе, если не веришь. Разве я тебе придумывал невесть что?
— Никуда я не пойду, — Алевтина наконец сдалась, отступила с порога. — И ты… загуляешь — можешь не приходить!
На улице Косарь огляделся.
«Ничего не поделаешь, придется вести ночевать, — решил он, сворачивая на тропку к Провалам. — Авось Алевтина не прогонит…»
Возле костра никого не было. Не замечая, что за ним наблюдают, Косарь огляделся.
— Кто таков? — выходя из-за олешника, спросил Лёвошник, ничем не выдавая, что ждет кого-то. — Куда путь держишь?
Вздрогнув от неожиданности, Косарь обернулся:
— Человек. А ты кто?
Настало время объясниться.
— Я-то? Я, можно сказать, тутошний житель, — всё так же необязательно-безразлично проговорил Лёвошник. — По фамилии Косарев.
— И я — Косарев.
— Тогда, выходит, мы друг дружке сродственники, — Лёвошник обрадованно вгляделся в лицо Косаря. — Я — дядя, а ты — мой племенник.
Опустившись перед костром, он подбросил в него хворосту, раздул жар. Огонь трепетно озарил седую с чернью его бороду, красные вурдалачьи губы.
— Дай-ка погляжу на тебя. Похож ты на того пацана, что у меня жил?
— Люди говорили, похож! — усмехнулся Косарь. — Ну как?
— Схожи с рожи, кабы нутро то же, — посуровел Лёвошник. — По-тогдашнему, ты сирота был, а я — раненый, покалеченный.
Косарь беспечно отмахнулся.
— Ну, это быльем поросло!
— Пришел, гляжу — не узнать ничего, — Лёвошник встал, выпрямился и, оглянув все вокруг, вздохнул. — Леса сошли и вновь поднялись, дороги наново легли. А в душе, милок, ничего быльем не поросло и не зарастет никогда.
Откровенное это признание тронуло Косаря.
— Ничего не поделаешь. Обездолила, значит, судьба!
— Культ меня обездолил, а не судьба, — несогласно повел рукой Лёвошник. — Зачем таких, как я, под корень рубили?
— Это верно. Рубили и не таких, — напомнил Косарь, точно сам имел непосредственное отношение к рубившим. — Партейных, с дореволюционным стажем!
Костер разгорелся, осветил их. Неспокойные тени метались над Провалами, словно явившиеся из небытия. Какая-то ночная птица, потревоженная огнем, носилась в вышине, вдали слышалось размеренное дыхание компрессорной.
— Так ты, значит, тут, в шахтах? — помолчав, спросил Лёвошник.
— Тут, — опускаясь у костра, подтвердил Косарь. — Вон, на девятке…
— Один живешь? Парнишка даве сказывал: в общежитии.
— В общежитии, — Косарю явно не хотелось распространяться о своей жизни, но в голосе Лёвошника, в манере спрашивать было что-то заставлявшее его отвечать. — А что мне — холостому-неженатому? Где день, где ночь: переспал, и лады!
— Так-то оно так, а все ж, — Лёвошник снова подбросил хворосту в костер, кряхтя, опустился рядом. — Окореняться надо! Без корня человек не жилец на земле.
Косарь сбил пламя, словно опасался, что кто-нибудь набредет, подслушает их.
— Ночевать тебе тут несподручно. Есть у меня знакомка одна, вдова…
— Это — дело другое, — охотно поддакнул Лёвошник. — Вдова, чо трава: кто хочет, тот и топчет.
Косаря занимало — зачем он приехал, сколько пробудет? В бескорыстное желание повидать роднинные края верил плохо и, кажется, не ошибался.
Доро́гой Лёвошник упрекнул его:
— Жители! Не успели поселок выстроить, все провалами пошло. — И, вздохнув еще раз, пожаловался: — И моя жизнь — тоже! Хочу в колхоз наведаться, глянуть — кто на подворье окоренился?
Косарь фыркнул.
— Не угадаешь!
— Председатель небось? Кто там теперь в председателях — не знашь?
— Руженцев. А в твоем дому детский сад шумит.
Лёвошник рассвирепел:
— Насобирали, значит, выб. . .ков! Придешь — и переночевать негде.