— Судьбу Дергасова мы должны решать прежде всего в партийном смысле, — напомнил он.
Меренков поморщился. Сухощавое его лицо перерезали глубокие, черствые морщины.
— Что ж ты предлагаешь?
— Сняли Дергасова правильно. Боюсь только — урок не на пользу. Поэтому давай все-таки сначала жалобу…
— Жалоба его не стоит выеденного яйца. Завтра я проверю все, как положено. Дело-то ведь не в ней, а в том, что он довел шахту до аварии.
Все это было справедливо. И в то же время Суродееву не хотелось заранее предрешать судьбу Дергасова. Думалось: может быть, тот еще одумается? Все-таки тринадцать лет в партии, вступал на фронте.
— Посмотрим, — проговорил он. — Прокуратура еще следствие не закончила.
Меренков расстегнул планшет, достал сложенные листки.
— Вот он тут пишет: гонение, подтасовка следственных данных, расправа с ним, как с новатором…
Суродеев поморщился.
— С этого, по моему, и начать.
Бюро горкома собралось, как всегда, в конце недели. Дежурная вызвала шахтоуправление, попросила разыскать Дергасова, передать, чтобы обязательно явился.
На этот раз повестка дня была короткой — всего три вопроса. Ожидая, когда их позовут, Костяника и Чернушин, сдержанно переговариваясь, сидели в приемной, время от времени поглядывая на дверь кабинета, из-за которой глухо доносились неразборчивые голоса. Дергасов курил, старался держаться как можно независимей. Он и не думал, что настала пора держать ответ за все, подбадривал себя и не сомневался в собственной правоте.
Несмотря ни на что, он добился своего, перешел сменным инженером на соседнюю шахту. Мозолькевич махнул рукой, не стал упорствовать, а Дергасову только это и нужно было.
«В случае чего можно будет сослаться на гонение. А что? Поэтому, дескать, и ушел…»
Правда, расследовавший его жалобу Меренков держался по меньшей мере не так, как должен был бы держаться представитель обкома. Как бы ни было, а приехал-то он по его письму в ЦК, и Дергасов ожидал от него поддержки, а не наскоков.
Меренков, похоже, не поверил ничему — ни гонению на него, при предвзятости Павлюченкова, ведшего расследование, ни тому, что он, Дергасов, в конце концов вынужден был уйти на другую шахту, лишь бы подальше от недоброжелателей. Щит без него вот-вот выйдет из строя, остановится. А им, видимо, только это и нужно, чтобы дискредитировать, похоронить его новаторскую идею о проходе пластов с большим давлением.
Дежурная была новенькая, незнакомая. Услышав звонок, она пошла в кабинет и тотчас же вернулась обратно.
— Ваш вопрос, — и, сочувствующе улыбнувшись дожидавшимся, оставила полуоткрытой дверь с тем, чтобы, пропустив их, прикрыть ее. — Дошла очередь.
— Дошла, дошла, — недовольно повторил Дергасов. И, словно показывая, что ему, с производства, не до церемоний, пошел в кабинет, нарочно следя грязными сапогами по ковровой дорожке. — С чем только выйдем?..
Он не ошибся.
— Ну, так. Давайте обсудим теперь, что произошло у нас на Соловьинке, — сказал Суродеев, едва они поздоровались, сели и приготовились ко всему. — Хочу напомнить: будучи главным инженером и замещая начальника шахты, член партии Дергасов сорвал выполнение плана добычи первого полугодия, насаждал штурмовщину, допускал систематическое нарушение правил техники безопасности, что привело в конце концов к аварии и гибели четверых горняков. Он привлекается к судебной ответственности по статье сто семьдесят второй. Мы не принимали пока никаких мер по партийной линии, ожидая окончания следствия, и, по-видимому, допустили ошибку. Дергасов, пользуясь этим, написал в Центральный комитет партии, что на него здесь якобы гонение, что следствие ведется необъективно. Обкому поручено разобраться. — И, не затягивая, спросил: — Какие будут суждения?
Меренков должен был доложить результаты проверки, но решил пока ограничиться тем, что сообщил Суродеев.
— Суждения потом, — добавил он. — Сначала, может, лучше вопросы…
— У кого есть вопросы?
— Пускай ответит: осознал ли свои ошибки? — спросил, записывая что-то в блокноте, председатель городского исполкома. — Времени вроде хватало.
Дергасов поднялся.
— Преступления в моих действиях и распоряжениях в должности главного инженера шахты не было, — заговорил он, но, заметив недовольство у многих, тотчас же сбавил тон. — Все же я понял свою вину и добросовестной работой постараюсь исправить допущенное.
— Еще вопрос, — постарался помочь ему Буданский. — С какими показателями идет ваш участок к сорок третьей годовщине Октября? Какую общественную работу, помимо служебной, выполняете?