— Это, значит, две тысячи? — ужаснулась она. — Да откуда ж у меня таки деньги?
— Две, две, — не сбавляя, повторил Косарь. — Как хочешь считай: по-старому, по-новому. Четвертной в задаток!
Проходя мимо, Тимша остановился, прислушался.
— Да где она найдет тебе такие деньги?
— Найдет, найдет, — уверил его Косарь. — Без дверей, без окон зимовать не станет.
И, сделав вид, что ему некогда, ушел в комнату. Растерянно успокаивая женщину, Тимша пообещал:
— Я уговорю его сбавить. Наполовину…
— Спасибо, — признательно поблагодарила та, не очень, впрочем, веря, что так будет, и с тревогой думая, где взять деньги. — Вполовину бы — лучше лучшего.
— Откуда вы? — спросил он. — Косарь знает?
— Из «России», — впервые улыбнулась женщина. — Вы ж у нас скотный двор рубили. Потому и пришла…
В комнате во всю силу играло радио и было накурено. Косарь, посвистывая, сидел за столом и трудно думал о чем-то таком же трудном и нескладном.
— Надо помочь ей, — почти не веря, что убедит его, сказал Тимша. — Давай пойдем в субботу, после смены; за воскресенье сделаем?
Точно очнувшись, тот невесело отозвался:
— Иди сам, если такой сердобольный. А мне не с руки…
Тимша плюнул:
— Хапуга ты! Только бы сорвать, а с кого — все равно.
В дверях показался Волощук.
— Что за шум? — сразу почувствовав неладное, он бросил на стол сверток, шутливо подтолкнул Тимшу: — Гляди-ка, какой я костюм отхватил!
Критически сощурившись, Косарь глядел, как он переодевался, примерял потрескивавший по швам пиджак. Старался ничем не выказывать обиду за то, что произошло в «России».
— Жениться надумал, что ли?
Пиджак был с разрезом сзади, брюки — узкие. Не хватало только белой рубашки с галстуком.
Тимша глядел на Волощука, не скрывая восхищения.
— Красивый ты, бригадир! Не хуже модёны какой…
— Это не я, а премия, — удовлетворенно оглядел себя тот. — За досрочную сдачу Большого Матвея!
Косарь охнул.
— По сколько ж отвалили? А мне?
— Ты свое у лесогонов ищи.
— И найду! Деньги заботливых любят…
Проснувшись ночью, Тимша надумал идти ставить обсадку один. Конечно, плотник он не ахти какой, но с этим справится. Вот только инструмента нет, а Косарь не даст, об этом нечего и думать.
Перебрав знакомых, решил наведаться к Ненаглядову.
«Не может быть, чтобы у него не нашлось плотничьего инструмента? Даст…»
Еще с улицы было заметно, что форточка в горнице распахнута настежь. Желто-зеленые чижи и щеголеватые щеглы вспархивали на нее, чуть помедлив, бросались вглубь, — наверно, под кровать, к мешку с конопляным семенем. Растроганно думая, что человек, приручивший птиц, поможет и ему, Тимша постучался.
«Только так и должно быть на земле, — твердил он. — Ни птицы, ни звери не должны бояться человека. И он пускай будет им другом-покровителем…»
Ненаглядов казался усталым. Морщины резко обозначились вокруг рта, под глазами. Прогнав соривших на полу щеглов, он пытливо взглянул на Тимшу.
— Ну? За чем хорошим явился?
Тот не сразу нашелся.
— Давно вроде не бывал.
— Давно-то давно. Да уж я понимаю…
Тимша решил объясниться напрямик:
— Артем Захарыч, у тебя инструмент найдется? Топор, долото, рубанок?
— Рубанок есть, долото найду. А ты что? В отходники?
Шутка, казалось, вернула Тимше решимость.
— Да почти. Вчера пришла из «России» вдовка одна. Изба у нее без окон, без дверей. Косари калужские забрали деньги вперед и скрылись…
Ненаглядов задумчиво поскреб поврежденную переносицу.
— Оконная да дверная обсадка точность любит. Угольник тебе понадобится.
— У нас плотники говорили: «Свой глаз — ватерпас!»
— Угольник я раздобуду, — не позволяя себе любоваться подкупавшей его хваткой, пообещал Ненаглядов. — А ватерпас не обещаю.
— Ничего, и без него справлюсь! Глаз у меня при-ученый…
Доработав неделю, Тимша отправился в «Россию». По правде говоря, его вело туда не только желание помочь вдове, а и стремление увидеть снова тех самых девчонок, что зазывали на вечеринку. Особенно одну из них: не ту, которая спрашивала, как его зовут, а другую — молча прошедшую мимо.
Хозяйки не оказалось. Возле избы, в затишке, босая по-домашнему, девчушка стирала белье. Не туго заплетенная коса перевешивалась на грудь и, наверно, мешала, потому что она то и дело отбрасывала ее за спину.
«Русёня, — удивленно остановился Тимша. — Вот она где! И правда, иначе не назовешь!»