Реймерс Георгий
Горючий Иван
Реймерс Георгий
Горючий Иван
Долговязый, черный, как жук, Иван Сидоркин всегда и везде горел. Горел он и в переносном и в буквальном смысле этого слова.
Летая зимой на маленьком открытом самолете, Иван настолько замерзал, что его смуглое лицо принимало фиолетовый оттенок, а конечности переставали сгибаться. Его не спасали ни меховой комбинезон, ни мохнатые унты, ни зимний шлем с подшлемником. Теплолюбивый одессит, жестоко страдая от холода, проклинал судьбу, забросившую его в эти неприветливые края.
Вывалившись кое-как из кабины самолета, он со скрипом расправлял застывшие руки и ноги, а затем, когда появлялась способность передвигаться, мчался поближе к огню и теплу.
Попытки быстро отогреться зачастую приводили, в лучшем случае, к потере какой-нибудь части одежды. А в Усть-Каменогорске, усевшись на недавно истопленную плиту, Иван подпалил не только меховой комбинезон, но и еще кое-что.
Вылетая как-то на ночевку в Самарку, он забыл взять с собой подогреватель для мотора. Нимало не смущаясь, Иван наутро "реквизировал" у местного населения четыре примуса, заправил их бензином, разжег и, подвесив на проволоке к цилиндрам, стал греть мотор. Кончилась эта "рационализация" тем, что один из примусов вспыхнул. Спасая самолет от пожара, Иван лишился моторного чехла и рукавиц.
В Зайсане, разводя костер, он плеснул в огонь "капельку" бензина и спалил брови, ресницы, а что всего досаднее - первые, недавно отросшие усы.
Горел Иван не только от огня. Слоняясь как-то вечером по городскому парку, он заметил молодого человека в летной форме. Сидя на скамейке между двумя девушками и оживленно жестикулируя, авиатор рассказывал что-то увлекательное. Девушки слушали, испуганно ахая и широко раскрыв глазки.
Любопытный одессит заинтересовался: кто бы это мог быть? Подойдя поближе, он с удивлением признал в рассказчике аэродромного конюха Алексея. Глаза Ивана загорелись. Такой случай представляется редко. Обойдя потихоньку скамейку, он притаился позади нее в кустах и стал подслушивать разговор.
Ничего не подозревавший Алексей продолжал "травить": "...Вдруг самолет сорвался в штопор! Я его вывожу и так, и этак, а он не выходит, все штопорит! Высоты уже мало. Ну, думаю, врежусь в шар земной и - конец!"
В это время из-за скамейки послышался ехидный совет:
- Леша! А ты бы его кнутом, кнутом! Как свою кобылу. Глядишь - и перестал бы штопорить!
Подвыпивший парень не мог спокойно перенести такой позор и набросился на Ивана с кулаками. За учиненный дебош оба попали в милицию, а на другой день Ивана надолго отстранили от полетов. Так он "погорел" без огня.
А однажды Иван вовсе пропал.
В этот день погода с утра начала портиться. По хмурому небу неслись клочья туч. Плач-гора плотно надвинула облачную шапку. В воздухе плясали редкие снежинки. Все это предвещало наступление длительного ненастья. Утром, уходя с поста, сторож аэропорта дед Тютюнников предупредил пилотов:
- Плохая будет погодка, сынки. Всю ночь слушал, как горы пели.
Однако, посоветовавшись с синоптиками, командир решил выпустить Ивана Сидоркина на Зайсан. Нужно было доставить почту и нарочного со срочной корреспонденцией.
- Пота-арапливайтесь, Сидоркин, пока погода не испортилась. Ка-албинский хребет открыт, а там ра-авнина. Если будет плохо - не лезьте, возвращайтесь на-азад или садитесь в Са-амарке. Поняли? - инструктировал Ивана командир. Он немного заикался и, чтобы сгладить речь, растягивал букву "а".
- Понял, товарищ командир, все будет в порядке! - отрапортовал Сидоркин и побежал на вылет.
Перевал на Калбинском хребте, названный пилотами "Пронеси, господи" за вечную зверскую болтанку и неустойчивую погоду, был еще открыт. Синоптик рассчитывал, что Иван успеет добраться до Зайсана раньше, чем погода окончательно испортится. И все же, несмотря на его предположения, вскоре после вылета Сидоркина аэродром Зайсан закрылся из-за метели, а вслед за ним закрылась и Самарка.
Ругая на чем свет стоит провравшегося синоптика и самого себя за то, что ему поверил, командир до самого вечера "не слезал с телефона", вызывая населенные пункты по трассе полета.
Но все было бесполезно. О самолете никто ничего не знал.
Двое суток бушевала пурга. Двое суток ветер выл и бесновался, наметая в уровень с крышами сугробы, яростно бросаясь хлопьями снега. Все это время командование маленького авиационного подразделения обзванивало поселки в поисках пропавшего самолета. Всех поставили на ноги. Но Ивана нигде не было, он как в воду канул.
Метель стихла ночью внезапно, так же, как и началась. Утром для розысков с воздуха, подготовили четыре самолета. Командир вылетал первым. Отдав последние распоряжения, он запустил мотор. В этот момент из дома аэропорта, размахивая красным флажком, выбежал диспетчер.
- Командира к телефону! Срочно! Вызывает Тополев Мыс! - крикнул он.
На другом конце провода что-то глухо хрипело. По линии гремела трансляция. Храбро бросая вызов зиме, сопрано утверждало, что "у нас в садочке розы расцвели".
- Черт знает, что такое! - не выдержал командир. - Ка-акой это идиот включил трансляцию?! Девушка! - надрывался он. - Я ничего не слышу? Дублируйте разговор.
Телефонистка взяла на себя роль посредника.
- С Тополева Мыса сообщают: на озере показался самолет, - сказала она.
- Ка-акой на озере самолет? Они что-то путают.
Телефонистка переспросила, затем подтвердила:
- Обыкновенный самолет. Приближается к Тополеву Мысу.
- Ка-ак приближается? Летит?
- Да нет же, - двигается по льду.
- Девушка! - взмолился командир. - Узнайте толком, ка-аким образом он двигается? Везут его, что ли?
- Нет, не везут, - ответила телефонистка через некоторое время. - Говорят, что идет своим ходом.
- То есть ка-ак же это? Через озеро по льду и своим ходом! - удивился командир.
- Не знаю как. Вам это должно быть лучше известно. Что еще спросить?
- Спа-асибо, больше ничего. Са-ам полечу - узнаю. - Махнув рукой, командир положил трубку.
А с Иваном произошло вот что. Взлетев с аэродрома, он, не теряя времени, лег на курс. В воздухе было неспокойно. Самолет резко бросало. Сопки дымились поземкой. С вершин тянулись шлейфы срываемого порывистым ветром снега. На юго-западе темнела мгла приближающейся метели. Перевал "Пронеси, господи" был пока еще открыт. Набрав побольше высоты, Иван перетянул через хребет и резко повел машину на снижение. Слева внизу, у подножия гор, виднелась Самарка. Фронт снегопада, быстро приближаясь, двигался поперек курса."