— Вы сами убедились, что ничего невозможного в моем предложении сделать из перьев цветы — нет. Пробуйте, дети, и у вас все получится.
И они пробовали. И даже не один раз. Хотя ради справедливости стоит заметить, что вот Киана Шейк, например, попросила себе у Электры еще несколько перышков и почти сразу же сотворила букет полевых ромашек, в которые и уткнулась лицом, счастливо поблескивая из-за него глазищами. У других дела шли чуть хуже. Но они не сдавались, а декан Эйсбриза сновала между первокурсниками как челнок, поправляя, объясняя, втолковывая и просто морально поддерживая. И то в одном конце класса, то в другом все чаще слышалось радостно-возбужденное:
— У меня получилось!
Янка, не особо напрягаясь, одной из первых создала из перышка скромный василек. И не замедлила тут же пристроить его Каджи за ухо, так, что он свисал у виска парнишки вровень с очками. А Гоша даже не стал возражать, и через несколько минут вернул ответный подарок в виде красной гвоздики. Янка придирчиво заценила ее со всех сторон, хотя было видно, что девчонка рада вниманию. И спрятала цветок в учебник, прихлопнув его страницами.
— Ты чего делаешь? — возмутился Каджи. — Учительница еще не видела, что у меня получилось.
— Да ладно тебе вредничать, Гоша, — отмахнулась близняшка. — Зато я его здесь засушу, и он сохранится на память. Мне еще не дарили цветы. Ты первый.
— И наверняка последний, если кто-нибудь заметит, что ты вытворяешь с подарками, — усмехнулся паренек.
Баретто (ну куда деваться от его серьезности?) преподнес Аньке пышную розу, но пыхтел над ее трансфигурацией долго. Даже раскраснелся от напряжения, что ему совершенно не шло. А вот Аня издевалась над собой дольше всех. Правда и заслужила потом похвалу от Электры, вымудрив из перышка душистый ландыш. И как оказалось, если верить словам профессора Дуровой, девчонка сделала почти невозможное для первокурсницы. Анькина трансфигурация оказалась самой сложной в классе, но принесла факультету три балла.
Когда уроки закончились, то большинство первокурсников не торопились покидать гостеприимную Электру, отираясь рядом и задавая вопрос за вопросом. А декан Эйсбриза их и не прогоняла, охотно отвечая. Хотя порой спрашивали такую глупость, что лучше бы уж помалкивали в тряпочку. Но все-таки через некоторое время толпа учеников постепенно исчезла, отправившись на ужин.
А вот после него Гоша постарался уединиться в комнате, решив все же написать письмо бабушке, пока не забыл об этом окончательно. И через час мучений парнишка, разродившись скорее запиской, чем настоящим посланием, отправился в «Птичий угол».
Эта башня как-то странно прилепилась к основному массиву замка, располагаясь на отшибе. И чтобы попасть в нее, нужно было выходить через центральные ворота да еще минут десять топать потом по неширокой тропинке вдоль громадины Хилкровса. А с другой стороны от тропы шел пологий спуск в сторону Сумеречного леса, охватывающего замок дугой.
Вдоволь наобщавшись с Янги, которому он не забыл прихватить угощение из столовой, Гоша попросил отнести завтра записку бабуле. Соколенок ухватил ее клювом и, положив рядом с собой, что-то важно проклекотал, утвердительно кивнув головой на прощание.
Вот только обратная дорога для Каджи не была такой уж приятной. Мало того, что стало уже довольно темно. Так еще и грязь противно хлюпала под ногами, которую моросящий дождик обильно подзаправил. Именно в эту грязь его и опрокинула троица фалстримцев, под предводительством Гордия. Специально они его здесь подкараулили или нет, без разницы. Под откос он все равно кувыркнулся несколько раз, не преодолев численно превосходящую засаду.
— Какой я неуклюжий. Ты уж извини, Каджи, не смог разминуться, — послышался сверху веселый голос Чпока.
Затем партизаны быстренько исчезли в темноте, сотворив свое грязное дело и весело посмеиваясь. А Гоша через несколько минут все же смог выбраться на тропинку, цепляясь за траву, но все равно постоянно поскальзываясь. И парнишка даже смачно плюнул потом, вот только ругаться в слух не стал. Хотя причина имелась: не каждый поросенок так изгваздается в грязи, как он сейчас выглядел. Но как ни странно, особой злости Каджи не испытывал: война — есть война. И даже чуть развеселился под конец дороги, представив удивленно вытянувшиеся лица друзей и других блэзкорцев, когда он явится таким хрюшкой в гостиную.
Но первыми от души повеселились портреты деканов в холле. И уж только потом ржач переместился наверх. Не смеялись только четверо, озабоченно нахмурившись: сестры-близняшки, Роб и, почему-то, Бардер. Зато сам Гоша тоже хохотал от души. Чего уж тут? Стоит повеселиться перед тем, как начнешь горестно вздыхать, отстирывая форму.