Девушка задумчиво потерла кончик носа, но потом решила не утруждать себя раздумьями. Раз написано — значит нужно.
— Вот уж не думала, что теперь защиту от темных сил будут изучать именно по этой книге. О чем только они там, в министерстве думают? И — чем, тоже интересно.
— А что за книга такая, Мэри?
— «Темные силы. Защищаться, нападать или дружить?». Написал Рифер Маднес…
— И в чем проблема?
— Дело в том, Гоша, что этот Рифер, не ко сну будь сказано, был пожирателем смерти. И не простым, а одним из особо приближенных к Волан-де-Морту. Только держался всегда в тени. А под конец, говорят, и вовсе от него сбежал, когда дело жареным запахло. Вот и не наказали его по этому…
Сестра смотрела на брата, но он чувствовал, что она сейчас видит не его, а что-то совершенно другое. Взгляд девушки размылся, словно акварельный рисунок под ливнем, и устремился куда-то в даль, влекомый потоками воды воспоминаний. Парнишке это совсем не понравилось, и он выдал первое попавшееся на язык, лишь бы хоть что-то сказать и привлечь ее внимание.
— Мэри, а ты не боишься называть Сама-Знаешь-Кого по имени?
— Чего? — Сестренка удивленно вытаращила на него вмиг запылавшие пожарами глаза. — Я — боюсь? Да ты с ума сошел, братик? Чего такого уж страшного может быть всего лишь в имени? Есть вещи, куда более ужасные. Одиночество, например.
Вообще-то по ней было видно, что Мерида вряд ли кого боится на этом свете. Скорее всем другим нужно опасаться непредсказуемой смены настроений сестры.
Приемнику надоело быть крутым металюгой, и он, спрыгнув с гвоздика на пол, направился к выходу из кухни, напевая песню Виктора Королева «Зачем ты бросила меня». Девушка проводила Барни задумчивым взглядом, потом взяла чайную ложечку со стола и, зацепив верхушку розочки с торта, отправила ее в рот. И тут же скривилась недовольно.
— Ну и гадость, — хотя вчера именно она, наплевав на диеты и фигуру, слопала в одиночку половину торта. — Ладно, хватит кишкоблудствовать. Нам пора.
У входной двери их уже ждала Никисия. Рядом стоял Гошин рюкзачок, туго набитый чем-то. Когда Каджи с Меридой вышли с кухни, прочие ее обитатели столпились у порога. Не каждый ведь день Гоша будет уезжать в школу, стоит и попрощаться. Вряд ли они теперь смогут с ним увидеться до наступления зимних каникул.
— В рюкзаке все, что понадобится на первое время. А Мерида поможет купить остальное. Я, Гоша, с вами не поеду. Много чего теперь нужно в доме переделать. Ты и с Мэри не пропадешь. Так что, давайте прощаться.
Никисия сперва обняла внука, крепко прижав его к себе, в заключение потрепав его по волосам, чего раньше с ней никогда не случалось. И что еще более удивительно, она очень тепло обняла и Мериду.
— До встречи, внучка. Приезжай почаще.
— Так вроде бы вы мне не бабуля? — глаза девушки озорно полыхнули оранжевым. — Разве не так, профессор Стрикт?
— Кто тебе сказал такую глупость, детка? — брови у старушки изумленно взлетели вверх.
— Вы…
— Тебе наверно показалось, Мэри.
— Ну, тогда совсем другое дело, баба Ники. И впрямь ведь показалось.
Никисия отстранившись от Мериды, обвела вокруг себя немного рассеянным взглядом, словно проверяя, не забыла ли чего по старости. Взор ее остановился на Барни, который сидел у порога входной двери, поджав под себя ноги по-турецки. Он оказался единственным смельчаком, кто без спроса отважился покинуть пределы кухни. Брови профессора нахмурились, а взор приобрел стальной окрас.
— Барни замолкни хоть на минутку. Ты в этом мире такого понаслушался, что у меня порой волосы начинают повторно седеть, стоит только тебе запеть.
Приемник затих на полуслове и посмотрел на бабулю взглядом, в котором, несмотря на показную веселость и развязную бесшабашность, плавали крупные горошины слез. А вот Никисия наоборот, тщетно пыталась сохранить остатки серьезности.
— И вообще, Барни, чего это ты тут расселся? Тебе уже давно пора бы устроиться поудобнее в рюкзаке у Гоши. Место там найдется. Разве я не говорила, что ты поедешь в школу вместе с ним?
Она сделала вид, что пытается вспомнить, говорила или нет. А приемник, мгновенно повеселев, помчался на кухню прощаться с остающимися членами семьи.
Петрусь просто хлопнул своей огромной ладонью по его маленькой ручонке, радуясь за друга. Самобранку игриво дернули за тонкую косичку-бахрому, свисавшую со стола вниз. С Прохором вежливо и чинно раскланялись. А вот Тимофей удостоился, за свое пристрастие внимательно выслушивать любую болтовню Барни, горячего чмока в сухой нос. После чего и был отправлен вторично мордой в блюдце с молоком, только пузыри вверх пошли стремительно.