Поезд дернулся всем телом — раз, другой — и покатил вперед, постепенно набирая скорость. И тут же дверь в купе шумно распахнулась. Кто-то вошел, взахлеб смеясь тонким девчоночьим голосом. Нет, даже двумя, но очень похожими. Каджи даже не оторвался от окна, только с сожалением подумал что, когда самому тошно до чертиков, а рядом веселятся во всю, то от этого становится намного хуже. Словно ты мешаешь всем своей угрюмостью. Вот только уйти некуда.
Ему бросили коротко и беззаботно: «Здрасьте». Другой голос, чуть серьезнее, добавил: «Наше вашим». И послышался шум раскладываемых по полкам различных предметов, шуршание пакетов. Парнишка надеялся, что этот шум и заглушит, его не ответ. Не расслышали, мол, ну и по барабану. А Гоше вообще, ну совсем, не хотелось общаться. И еще мальчишка боялся к тому же, что по его дрожащему голосу сразу станет понятно, что он готов вот-вот заплакать. И от стекла отвернуться не мог. Стеклу-то, ему уж точно все равно, по нему, вон, уже давно слезы текут. А у Каджи они только еще накапливаются.
Но мужчины ведь не плачут! И кто только придумал такую чушь? Какой-нибудь по пояс сверху деревянный чурбан чугунноголовый с каменным сердцем в мозолях от трудовых свершений и ратных подвигов. Настоящие мужчины могут и заплакать, если есть на то серьезная причина. А у Гоши причина очень веская: он сейчас совсем один в чужом пока еще мире, и на фиг никому не сперся со своими душевными терзаниями-переживаниями.
Девчонки наконец-то устроились и угомонились. Парнишка слышал только краем уха, как они о чем-то между собой тихонько перешептываются. И подумал с облегчением, что он им совершенно неинтересен, а значит можно спокойно продолжать бездумно пялиться в окно.
— Янка, не вздумай! — одна из девчонок внезапно повысила голос. — Не видишь что ли, дура бессердечная, что парню тошно?
— Это ты, Анька, у нас — бессердечная, хоть и умная… И что, ему теперь всю дорогу так мучиться?
Рядом с Каджи кто-то беспардонно плюхнулся на сиденье и настойчиво потряс его за плечо.
— Что, совсем хреново…? В первый раз совершенно один остался?
За стеклом вагона пролетающие мимо дома сменились лугами, блестяще-мокрыми от дождя, но веселее от этого не стало ни чуточки. Гоша ничего не ответил, продолжая смотреть на стекающие по окну капли, но все-таки утвердительно кивнул в ответ.
— Да не гоняй ты! Все перемелется — мука будет. А мы тогда с сестрой блинчиков напечем, — и, видя, что он на шутку никак не отреагировал, девчонка неожиданно для мальчишки предложила. — Ну, хочешь, я тебя поцелую по-дружески? Полегчает, гарантирую!
И тут Каджи вдруг, сам не зная почему, может слово «по-дружески» зацепило, резко повернулся и нагло выпалил:
— Хочу!
А на него в упор смотрят потешающиеся серо-голубые глаза, с лукавым прищуром. Брови тонкие, вразлет. Остренький носик чуть вздернут кверху. Губы не сказать, что толстые, — нормальные. Вот только верхняя слегка приподнята, не достает до нижней, так что видны ровные белые зубки. На щеках — смешливые ямочки. Черты лица простые, но приятные. И все это — в обрамлении свободно ниспадающих до плеч прямых черных волос, раскинутых равномерно в обе стороны, без всяких там челок, зачесов и прочих излишеств, закрывающих лоб. И сиреневая курточка поверх голубого свитерка в мелкую черную клеточку. Накаркал, вампирюга проклятый!
— Девчонка сказала — девчонка сделала, — послышался насмешливый голос ее сестры из противоположного угла.
А эта чудачка, нимало не смущаясь, положила руки парнишке на плечи и, наклонившись к нему, мягко поцеловала в губы. Правда на полсекунды задержалась для обычного дружеского поцелуя. Если сказать честно, то Гоша даже по-дружески целовался впервые в жизни. И ему показалось, что ничего более сладкого, чем губы этой девчонки в этой жизни не существует. Или она специально перед этим конфетку съела? Фруктово-мятную…
— Ну, ничего себе! — весело раздалось из открывшейся двери купе. — К вам можно? А то других свободных мест уже не осталось совсем. К тому же здесь поцелуи раздают. Может и мне достанется чуток?
Девчонка плавно оторвалась от Гошиных губ. Задорно, но с хитрецой, подмигнула ему и, повернувшись в сторону вошедшего паренька, окинула того внимательным оценивающим взглядом. А потом коротко резюмировала:
— Перетопчешься. Тебе и так хорошо, — а затем, подумав секунду-другую, добавила. — Хотя место свободное есть. Вон, возле Аньки. Но предупреждаю сразу, там тебе ничего не обрыбится. Она у нас — девочка серьезная, в отличие от меня. Да и такие красавчики, как ты, совсем не в ее вкусе. Ей больше нравятся — умные.