А когда Каджи вдоволь насмотрелся на его общий вид, то изображение еще раз стремительно поменялось, как будто камера приблизилась очень близко. И парнишка увидел внушительные сводчатые ворота из толстого дерева, окованного бронзовыми пластинами с бездной всевозможных декоративных завитушек.
Над входом легко читалась надпись, скромно высеченная в граните и расположившаяся тоже полукругом, повторяя изгибы свода ворот. «ХИЛКРОВС». А чуть ниже более мелкими буквами было добавлено: «международная школа обучения колдовству». И хотя глаза видели странные символы какого-то неизвестного языка, а разум прекрасно понимал, что Гоша просто не может их знать, но все равно он легко читал: Хилкровс — международная и т. д.
А правее и чуть ниже эмблемы школы, выглядевшей слишком уж реалистично, шел текст письма, написанный от руки синими, но с отливом золота, чернилами. Почерк был легкий, но весьма неровный, точно бегущий по волнам. Да и если сказать честно, всяких готических закорючек в нем тоже хватало, как и на воротах замка. Но общего впечатления они не портили, скорее наоборот, — соответствовали общему стилю.
Уважаемый Гоша Каджи!
С удовольствием сообщаем вам, что вы приглашаетесь в международную школу обучения колдовству Хилкровс для определения вашей принадлежности к одному из наших факультетов. Торжественная церемония распределения и последующий банкет имеют место быть в Большом зале Центральной башни в 19 часов 00 минут 1 сентября 20… года.
Просьба — не опаздывать!
Ура, ура, ура! Оле-оле-оле! Мальчик сложил письмо обратно и, сцепив кисти рук на затылке, расплылся в счастливой улыбке. Но листок внезапно самовольно взмыл в воздух и раскрылся, повернувшись к Каджи лицевой стороной. Его руки упали с затылка, переместившись на колени, как у примерного ученика. А множество строчек, которые шли уже после прочитанного Гошей фрагмента письма, не то обиделись, не то взбунтовались. Каджи всего лишь хотел растянуть удовольствие от чтения, оставив их изучение на потом. А пока решил вдоволь насладиться уже прочитанным. Хотел как лучше, а получилось, как всегда.
Строчки тем временем, сперва столпились в непонятный клубок, а потом разлетелись по всему листку. И оказалось, что это уже и не письмо вовсе. А набросок портрета.
Лицо строгое и недовольное. Правда, могло и показаться. Это ж все-таки графика. А парнишка к тонкому миру изобразительного искусства имел такое же отношение, как и медведь к велогонкам Тур де Франс. Конечно, косолапые умеют кататься на велосипеде, в цирке. Вот и Гоша видел репродукции. Изредка. Но кубиста от символиста вряд ли смог бы отличить. Другое дело реализм…
А именно он сейчас в полной мере и проявлялся в рисунке. Лицо властной, но видимо справедливой женщины средних лет стало не только реальным, но, вдобавок ко всему, еще и скупо улыбнулось, вытянув тонкие губы в линию. И затем портрет заговорил слегка ворчливым голосом:
— Молодой человек! Вам разве не говорили, что страшно неприлично перебивать даму, когда она вам что-нибудь рассказывает? Это просто крайнее неуважение! Если вам не повезет, — она понизила тембр голоса до кровожадной нотки, — и вас распределят на факультет Блэзкор, то я постараюсь научить вас помимо всего прочего еще и хорошим манерам. Чтобы мне не пришлось потом краснеть за вас.
Женщина замолчала и требовательно посмотрела на растерявшегося мальчика. Он, почесал правой рукой за левым ухом. Его мысли ворчливо перебрались в другое место. Но Каджи успел поймать последнюю из переселенцев, хроменькую, даже жалко ее стало. И буркнул чрезвычайно содержательно:
— Простите,… я не подумал… как-то… сперва, — а глаза самовольно принялись шастать туда-сюда взглядом по деревянному полу, словно золотой галеон надеялись отыскать.
— Вот и ладно. Извинения приняты, — голос дамы потеплел, а выражение лица стало сугубо деловым. — Раз вам лень читать…, — Гоша отчаянно замотал головой из стороны в сторону, но на лице у женщины ни одна строчка не дернулась, и она продолжила, — …письмо, которое мне было не лень вам написать и отправить, тогда…, — тут она вздохнула, — …придется рассказать вам о том, что же в нем говорится… Надеюсь, сударь, что хотя бы слушать вам не лень?
В горле у Каджи было сухо и шершаво, и он даже не стал пытаться возражать в слух. Только опять как китайский фарфоровый болванчик затряс головой, на этот раз утвердительно. Если бы сестренка задержалась с возвращением на кухню еще на пару-тройку минут, то голова чего доброго могла от усердия и отвалиться.
— Профессор Мардер? Давненько не виделись, — Мерида влетела внутрь, словно слон в посудную лавку, так же весело и беззаботно. — Доброе утро, если утро вообще может быть добрым.
Волосы цвета платиновой блондинки у сестры оказались тщательно уложены крупными кудряшками до плеч в замысловатой прическе а-ля Версальские ночи (17 век, просьба руками не трогать, вам же хуже будет!). Всезнающая и все понимающая полуулыбка на слегка подкрашенных в тон волосам губах. Вокруг носа рассыпались очаровательные веснушки, неизвестно откуда появившись, — может быть, сама нарисовала? Вот только в глазах застывшие льдинки скуки плавают: как, опять на бал пригласили? Ну, блин, подождите, забодай вас сухожуй криворогий! Сейчас вот только хрустальные лапти в сарае откопаю и примчусь немедля. Свистать всех наверх, сами напросились, радостные мои!
И одежда соответственно образу: длинная, слегка зауженная, но все равно свободная юбка с роскошной вышивкой по бокам золотым на зелени. А приглядишься — и мерещится, что и не вышивка это вовсе: скорее похоже на пробивающиеся сквозь листву лучи солнца. Точно такой же по стилю жакет накинут поверх белоснежной блузки с пышными рукавами, заканчивающимися около локтей. На руки надеты тонкие шелковые перчатки. И в завершение всего — изящная серая шляпка с короткой, всего до кончика тонкого носа, вуалью. Точнее будет сказать, с намеком на вуаль, до того она была прозрачна. Но все равно такие наряды, какой выбрала себе Мэри, уже лет двести с лишним никто не носит. Разве что актрисы в театре, и то, только когда играют великосветских мадемуазелей, типа «Не спи, машинист! Каренина на рельсах отдыхает. После вчерашнего».
— Так все-таки ты здесь, Мерида? Вот уж не думала, что Тэри согласится тебя отправить со столь важным поручением, — портрет Бласты Мардер изумленно оживился, переключив свое внимание на сестру Гоши. — Ну, тогда я абсолютно спокойна и уверена в успехе.
И было совсем непонятно, насколько серьезно она это произнесла. Или так и есть на самом деле, а может, профессор ехидно издевалась над присутствующими.
— Я тоже уверена в успехе, абсолютно уверена, — вполне серьезно произнесла девушка и, поймав листок, безуспешно попытавшийся отлететь подальше, слегка нахмурила тонкие брови. — Так, и что же нам нужно приобрести? А ты, Гоша, ешь давай, не отвлекайся! Денек сегодня обещает быть бурным.
Портрет нехотя вернулся в состояние обычного письма. Сестра, уткнувшись в его строчки, что-то прошептала едва слышно, и на столе перед Каджи возник стакан молока, вазочка с печеньем и (???) остатки вчерашнего торта.
Еду Гоша героически проигнорировал. Обжираться в такое утро? Грех, да и только. А вот стакан с молоком осушил залпом, хотя и не любил его вовсе. Просто очень хотелось много о чем спросить Мэри, а у него во рту как будто и не язык, а обрывок наждачной бумаги. Причем крупной и болезненно цепляющейся за небо.
— В первую очередь нам нужно купить учебники, — Мерида принялась перечислять их в том порядке, как было написано в письме, не забывая комментировать в своем запатентованном стиле. — «История магии» Батильды Бэгшот. Старье еще то, но интересное и полезное. «Теория магии для чайников» Намбуса Гона. И написана надутым самоваром. «Белая книга заклинаний и заговоров» Инсомиры Хо. Девочка талантлива, но совсем не в этой области. «Трансфигурация для всех. Курс первый» Минервы МакГонагалл. Хоть что-то серьезное и заслуживающее внимания. «1000 и еще одно зелье» Олега Мартура. Скукотища невообразимая. «Флора и фауна. Съешь ты или тебя?» Паулины Бранд. Ха-ха, да я тебе лучше всякого учебника объясню, кого стоит есть, а кто сам тебя без перца, но с пуговицами проглотит… А это вам зачем, интересно?