И, проехав в Гринвич-Виллидж, друзья останавливаются у статуи каменного льва. Морда его смотрит высокомерно и цинично. Нехотя, они подходят к двери.
Через секунду на пороге появилась Ребекка.
— А, это ты Ник… — произнесла она неожиданно расслабленным и тихим голосом.
— Близиться ночь, вот я за тобой и пришёл.
— Ну… пошли… — вяло ответила Ребекка.
Отношения Ника и Ребекки начались ещё в детстве. Шли они, держась за руки, и, если только и отходили от друг друга, так не более чем на расстояние, равное двум футам. Ожившая сцена из фильма.
— Кстати, ты не помнишь Карлоса Коппо?
Ребекка кивнула.
— Конечно помню. Тот Карлос, который обратился к преступному миру. Хороший был человек. Не знаю, что и сказать. Это связанно с газетой?
— Не совсем. Три месяца уже я работаю в этом месте, а ничего не меняется. Старшие редакторы надо мной порой шутки пускают, Кудзё еле на дело затащишь, Паркер продолжает устраивать свои козни. Застрелиться хочется.
— Ну не опускай руки так быстро! Моя семья знает — ты лучший! Работать хоть где-то лучше, чем жить на улице впроголодь, пусть люди и не догадываться, сколько труда нужно, чтобы новый выпуск их любимой газеты вышел вовремя.
— Эх…
— Взбодрись и иди вперёд, Николас Сакко!
— Хорошо… Хорошо…
Разговаривая о детстве, говоря на темы, понятные только им, они заворачивают за угол к Маленькой Италии. Минутой позже Нико понял, что за ним, вероятно, ведётся слежка. От самого Манхеттена чёрная машина позади не сбавляла ход. Правда, быстро отбросил эту мысль.
«Это ведь просто моё воображение?» — подумал Ник в замешательстве, когда луна осветила ему дорогу.
А внутри той самой машины в чёрном костюме сидел страшный человек. Его звали Джон Смит. Окно машины открылось, и Джон обратил внимание на дом, из которого выходила Ребекка. «Дом господина Мусикодзи. Сейчас он находится за границей, а дома мать да дитя. Как интересно», — подумал он оскалившись.
— Сообщите боссу.
Ночное небо Нью-Йорка засыпали звёзды. Тихо. Точно в лесу. По улице медленно двигались машины. Люди спешили домой. И подгоняемые ночным ветром, они не подозревали ни о чём.
Часть 4
Наконец, в Бруклине наступила ночь. Холодный ветер сотрясал мосты. Перенесёмся на всё тот же четвёртый этаж многоквартирного дома. И если приглядеться ближе к шторам, то за ними можно увидеть небольшую железную ванночку, а рядом с ней — Викторику. Прижав полотенце к груди, она легко выскальзывает из красных одежд, но светлые ступни единственное, что удаётся разглядеть.
Что насчёт Кадзуи…
Раньше для того, чтобы просто помыться ему приходилось искать плашки из-под риса. Приноровившись, Кадзуя стал использовать любые ёмкости, в которых разбавлял кипяток.
— Как ощущения, Викторика?
— Ах! Спасибо… Я благодарна.
— Я, правда, волнуюсь, не слишком ли большая ванна?
— Слушай, я вот никогда над тобой не издевалась. А ты, напротив, становишься грубее изо дня в день. — ответила Викторика, скрывшись за ширмой и неторопливо раздеваясь. За шумом проследовало спокойствие, плеск воды.
Кадзуя занял кухонный стол напротив в надежде поработать в тишине. Но надежды не оправдались.
— Как же я люблю ванну…
За ширмой послышалось пение. Уж чего-чего, а такого Кадзуя и не думал услышать.
— Не сочти за колкость, но…
— Что?
— Оставь немного воды своему верному слуге, пожалуйста. — Кадзуя приступил к изучению дневных записей.
— Ну… — проскрипела зубами Викторика. — Эй, Кудзё, не молчи! Скучно становится. Расскажи что-нибудь интересное.
— Викторика…
— Ты знаешь, скука меня убивает.
— Каждый день одно и тоже… Ладно. Итак, — отвлёкся от дел Кадзуя, — Ты слышала о докторе Брейде? Он сейчас на волне популярности.
От горячей воды ширма размокла, послышался вздох. Кадзуя предусмотрительно отвернулся.
— Знаю ли я этого лжеучёного с его психоанализом? Разумеется, знаю.
— А откуда?
— В мире нет ничего сокрытого от меня.
— И, хотя Брейд говорил, что его работа связана с психикой, я так и не понял, кто он такой.
— Потому что ты обычный человек. — пропела Викторика ангельским голосом.
— Вот и всё объяснение?
— Большего и не нужно.
— Тогда, быть может, единственная, возможно, на весь Бруклин необычная девушка поведает мне о своих знаниях
Шум воды прекратился. Сквозь ширму виднелись очертания головы Викторики. Печально вздохнув, она перешла на обычную манеру речи. Ангельский голос сменился скрипом старухи.
— В своих работах Брейд выделяет два направления исследований: психоанализ и ментальные сновидения. К его теории подходит и случай, который ты сегодня описал мне, когда человек перепутал удар печати со выстрелом из пистолета. Представь, гипотетически ты с детства боишься львов, но не знаешь, почему боишься. В таком случае, доктор Брейд тебе помощник… И, о чудо! В какой-то момент ты вспоминаешь о далёкой травме из детства.
— И тогда я перестану боятся львов?
— Так, мы подходим к сути. — перешла Викторика не пение снова. — Нет. Этот страх останется с тобой до гроба!
— А какого тогда толка от этого лечения?
— Никакого! Но осознание самой причины страха, по мнению Брейда, помогает гораздо лучше. Лекарство для души.
Кадзуя осознавал, что уже почти дошёл до грани своего понимания.
— Не засыпай, остались ещё ментальные сновидения. Брайд считает бессознательное самой глубокой частью разума. В нем хранится всё забытое нами. Мы получаем доступ к нему лишь во сне, и нужно это для эмоциональной разгрузки, а сны снимают стресс.
— Снимают стресс? А кошмары?
— Кошмары… — Викторика ждала этот вопрос. — Часть философов высказывает весьма интересные мысли. В кошмарах страхи приходят в облегчённом виде, не первозданном. Во снах людей, у которых не сложились отношения с родителями, они встречались с царскими вельможами. А тем, кто подозревал близких в чём-либо снилось, будто бы их обокрали. Если тебе приснился кошмар, Брайд может помочь понять его причину.
— Как детектив, только в сновидениях? Смогла бы справиться с таким делом, Викторика?
Наступило неловкое молчание. Вопрос оказал на Викторику куда более сильное влияние, чем предполагалось.
— Хах. Ты взаправду сравниваешь мои силы и силы Брейда? Конечно, смога бы. Кстати…
В миг Викторика появилась из-за ширмы без предупреждения в тапочках и кружевной белой ночной рубашке. Кадзуя от такого малость ужаснулся, лихорадочно отбросив работу.
— Не боишься снова простудиться?
Викторика ответила реверансом.
— На самом деле… Я сегодня встретилась с настоящими бандитами. Агентство посетил один человек.
Того Кадзуе было достаточно, чтобы забыть обо всякой работе.
— …
Но ответить он не успел. В этот момент что-то громко ударилось об стену. Кадзуе хватило и секунды, чтобы всё понять. Между соседями, двумя мужчинами, происходила драка не на жизнь, а на смерть.
«Как всегда! Напьёшься и вернёшься!» — «Кто бы говорил! Что б ты делал без денег у меня за пазухой?!» — «Чего ты там вякнул?» — «Пойду сторгуюсь с парой по соседству, что-нибудь продам!» — «Почём?» — «По отпускным ценам*!».
И такое изо дня в день. Ничего не поделаешь, дома эмигрантов. Бедный консьерж вбежал рысью по лестнице, но лишь попал под горячую руку. Только одна комната на четвёртом этаже оставалась, как прежде, спокойна. В ней проживала миниатюрных размеров девушка и её вечный слуга.
В камне напротив трещали угольки, за окном — зима.
— Человек в чёрных одеждах появился у твоего порога и предложил поработать на итальянскую мафию?
Приложив ко рту трубку в форме ящерицы, Викторика уселась на кресло-качалку в муслиновой рубашке. Пол снова оказался во власти книг. Радио было выключено, изредка из квартиры напротив доносился шорох.
— Да, так всё и было.