Выбрать главу

Вот отстой… — бормочу я. Спорщики в голове не поднимают этой, брошенной мною перчатки, видимо, наши мнения по части оценки перспектив совпадают.

Погоди! А может это…

Выход?!

Эта неожиданная догадка кардинально меняет мой настрой, добавляет мне решимости. Пробудившееся любопытство побеждает осторожность. Все верно, говорю я себе. Раз все добропорядочные, не вызывающие подозрений двери служат обманками, поскольку никуда не ведут, то, отчего бы не предположить, что эта, иррациональная, действительно мне послужит? Делаю глубокий вдох, иду к Двери, отсчитывая шаги, каждый — длиною с милю. Делаю их чугунными ногами, пытаюсь загнать страх как можно глубже, но он упорно лезет наружу, словно плохая фигура из-под стильной одежды. Наконец, подхожу вплотную, останавливаюсь, напрягаю слух.

Слышу невнятный гул, доносящийся из-за двери. Сначала мне кажется, будто за порогом гудит мощный электрический трансформатор, какие обыкновенно прячут в будках, снабженных надписями: «Не влезай, убьет!». Потом соображаю, что ошибся. Это приглушенное пение с противоположной стороны.

Хор?

Я медленно протягиваю руку, прикасаюсь к круглой белой ручке. Как только пальцы смыкаются на ней, звук усиливается, переходит в вибрацию. Я чувствую ее кожей. Набираю в легкие побольше воздуха, словно ловец жемчуга перед нырком. Закусив губу, тяну дверь на себя.

Но, она не поддается.

Заперта, — с некоторым облегчением, смешанным с легким оттенком разочарования, констатирую я. Что бы там ни было, за ней, я этого — не увижу.

Ну и хорошо…

Отступив, решаюсь изучить загадочную находку внимательнее. Если сбросить со счетов способ, при помощи которого она держится на весу, и то, каким образом ей удается оставаться в тени посреди хорошо освещенного коридора, передо мной — обычная дверь, сколоченная из деревянных брусьев, обитых снаружи листами ДСП и обклеенных липкой облицовочной пленкой, имитирующей мраморную крошку. Дверь как дверь, каких в любом городе — бесчисленное множество.

Приглядевшись, обнаруживаю, что почти вся она покрыта крошечными черными дырочками, наводящими на мысли о фанате игры в Darts, проживавшем в опасной близости с ней долгие годы. Я буквально вижу его, грозу обоев и прочих декоративных покрытий, метающим маленькие дротики в «яблочко» и не только.

Не успев сформироваться, мираж распадается, я понимаю, что снова неправ. Дартс тут ни при чем. Передо мной — следы кнопок, при помощи которых на двери некогда крепились какие-то цветные картинки. Их лохмотья все еще висят кое-где, но сами картинки сорваны, что на них было изображено — одному Богу известно. Но… что-то во всем этом вдруг кажется мне столь знакомым, что я задерживаю дыхание, лишь бы не вспугнуть это чувство.

Тщетно. Наваждение улетучивается, передо мной снова просто странная дверь.

Да уж, совсем чуть-чуть… — думаю я, рассчитывая вызвать улыбку, но ее не получается.

Ну и ладно.

Я поворачиваюсь и иду прочь, чувствуя позвоночником энергетические импульсы, исходящие от двери. Похоже на прикосновения легкого ветерка, подгоняющего в спину на морском берегу, однако, сравнение, конечно, условное.

***

Снова сижу на лестнице, потягиваю кофе и думаю об этой странной находке. Меня посещает ничем не обоснованная мысль, тем не менее, я почти уверен в ее достоверности.

Если ты вспомнишь, откуда тебе знакома эта дверь, то сумеешь ее отпереть. Быть может, воспоминания — и есть ключ, который ты ищешь?

Следующая догадка дышит первой в затылок. Она — еще более будоражащая:

Пока я не открою эту дверь, я отсюда не выйду.

Интересно, как я получу свой кофе из автомата, когда закончится мелочь? — вдруг проносится в голове. Пустяковая мысль, не спорю, но, вероятно, мне нужно как-то отвлечься. Пока не расплавились мозги. К тому же, запасы монет на нуле, одолжить — не у кого, а горячий кофе — одна из редких радостей, которые здесь доступны.

Можно взломать отсек с мелочью, — подсказывает смекалка. — Типа, как Шварценеггер в Терминаторе-2… ну, разве что, не так эффектно, конечно…

Эта мысль заставляет улыбнуться своей безобидной, но явной деструктивностью. Еще бы. Какая, на хрен, разница, добуду я мелочь или нет, если в автомате рано или поздно исчерпаются запасы кофе, сахара, порошкового молока и прочих ингредиентов, какие только находятся внутри.

Вот это уже — неприятная мысль. Я отгоняю ее как можно скорее. Иногда приходится превращаться в страуса, засовывающего голову в песок. За неимением других вариантов самозащиты.

Ладно.

Успокаиваю себя тем, что одному мне опустошить все запасы кофе явно не по силам.

Такс… как же добраться до мелочи?

Улыбаюсь, рассматривая автомат взглядом хищника, загнавшего свою жертву в глухой угол. И попиваю еще теплый кофе.

***

Деревья пролетают в окошке справа так быстро, что сливаются в одну, светло зеленую полосу. Маленькая ручонка тянется к стеклу такими же крошечными пальчиками, пытаясь вытереть какое-то пятнышко. На душе у малыша восторг и гордость, еще бы, папа впервые разрешил посидеть на переднем сидении своей большой новой машины. И, не просто посидеть, а проехаться рядом с ним.

Сам папа, правда, сейчас не в духе. Он явно на взводе, как выражается мама, его вообще лучше не трогать, пока не остынет. Сделать вид, будто никого здесь нет, уповая, что на этот раз его разозлил не ты. Но, малыш слишком мал и неопытен для этого.

— Папа?.. — он неуверенно пытается обратить внимание отца на себя.

— Помолчи, будь добр! — бросает тот сквозь зубы. Только теперь мальчик понимает свою ошибку. Тем временем отец, все больше распаляясь, продолжает: — Я тебе позволил прокатиться спереди, вот и радуйся себе тихо, в тряпочку. Интересно знать, где твоя мамаша?! Где ее черти носят, а?!

Как будто малыш может знать…

— Если б она живее шевелила копытами, мне бы не пришлось тащить тебя с собой!

На секунду его воспаленный взгляд падает на малыша. Тот съеживается под ним и опускает глаза. Не нужно было ничего говорить.

— Извини…

В салоне снова воцаряется молчание.

— Твою мать, я должен был быть на месте пятнадцать минут назад! — бросает мужчина из-за руля, скорее себе, чем своему пятилетнему малышу.

Через пару минут он давит на клаксон. Тревожный сигнал разрывает тишину, которую монотонный рев мотора только подчеркивает.

— А ну, кыш! Шли вон! — восклицает отец. — Не хватало еще сопляка сбить, для полного счастья!

Он снова сигналит.

Мальчик смотрит вперед. Видит велосипедистов. Взрослые ребята, гораздо старше его, стремительно растут в панораме лобового стекла. Еще один гудок, отвратительный своей пронзительностью. Отец ведет рулем левее, хочет объехать помеху по встречной полосе. Когда левые колеса машины оказываются по противоположную сторону затертого белого пунктира, малыш, позабыв о страхе, который только что нагнал на него отец, испуганно вскрикивает:

— Папа? Папа?!!

Дорогу перед капотом словно перегораживает что-то, напоминающее толстое тонированное стекло. Никакого стекла, естественно, нет, откуда ему взяться, просто тучка наползла на Солнце и заслонила его, уронив на землю тень с неправдоподобно четкими границами. Именно они порождают иллюзию с участием громадного стекла, другого объяснения нет.

— Папа, — хочется закричать малышу, потому что за гранью, разделившей свет и тень, два дня, солнечный, летний и осенний, промозглый, с небом, заштрихованным косым дождем, он видит людей. Их много, потерянные, сгорбившиеся, как будто дорога ведет на плаху, они бредут, подгоняемые вооруженными мужчинами в гражданском. Солдаты, кажется, тоже есть, но их немного, группками, они безмятежно покуривают в сторонке, прячась от дождя под растущими вдоль обочин липами. Неужели папа не видит всего этого?

— Папа?! — наконец выкрикивает малыш.

— Да какого лешего?! — бросает отец, не повернув головы. Это естественно, ведь они идут на обгон, совершают маневр, при котором водителю не до болтовни. Мужчина не новичок за рулем, двенадцать лет безаварийного стажа, и ни царапины, ни даже проколотой покрышки…