— Папа!! — снова кричит малыш, но теперь отец не слышит его. Мужчина за рулем конвульсивно дергается, будто получив пощечину. Из его груди вырывается всхлип, но малыш не успевает испугаться за папу. Велосипед со звоном исчезает под капотом. Радиатор и бампер подминают и плющат его, превращая в бесформенное хитросплетение дисков, спиц и рамы. Сбросив оцепенение (или, что это было?), водитель обеими ногами давит педали, трамбует в пол. Под истошный визг резины его сынишка летит вперед как снаряд из баллисты, и через секунду уже задыхается в объятиях ремня безопасности, которым, слава Богу пристегнут.
Покрышки вопят, как живые. В их вое тонет хлопок, с каким мелькнувшая над капотом тень таранит лобовое стекло. Триплекс лопается со звуком новогодней хлопушки. Часть осколков сыплется в салон, остальные провисают внутрь жуткой паутиной.
Сметя преграду, машина бесконечно долго несется боком, оставляя за собой шлейф паленой резины. Резко виляет вправо и, наконец, замирает на обочине.
Несколько секунд водитель сидит неподвижно, просто смотрит вперед, проглотив язык. Малыш висит на своем ремне, поворачивает голову и в ужасе наблюдает за ним. Потом мужчина…
Это папа… папа…
…снова вздрагивает, но уже не так сильно, как за мгновение до аварии. Трясет головой, ожесточенно трет виски. Затем издает короткое тихое мычание, от которого малыш готов разрыдаться.
— Па?..
— Господи, что это было? — папин голос, дрожащий, искаженный испугом. — Я его сбил…
Их, — мог бы поправить отца сынишка, если бы был не так мал и напуган. Впрочем, на дороге, похоже, никого, она обезлюдела так же стремительно, как прежде наполнилась странными людьми, которых подгоняли вооруженные ружьями мужчины. Солнце не светит, палит, безмятежно паря в небе, на котором не видать ни перышка. Туча, отбрасывавшая тень, испарилась. Похоже, эти странные перемены ускользнули от водителя, но человеку за баранкой от этого не легче. Провисшее лобовое стекло красноречивее всяких слов, что еще требуется для правильных выводов?
Но, мужчина за рулем не спешит выходить. Он еще не накопил достаточно мужества. У него вид человека, очнувшегося после трехлетней комы. Затем отец медленно наклоняется к сыну. Стряхивает несколько стекляшек с шевелюры малыша. Осколки игриво переливаются на Солнце, словно радуясь, что отныне не являются частями единого целого…
— Ты в порядке? — спрашивает отец сынишку. Странным, отчужденным голосом.
Малыш молча смотрит на него широко открытыми глазами, он не в состоянии проронить ни звука.
— Сынок, я сейчас вернусь… сейчас… ты… не выходи из машины… — наконец, мужчина выбирается наружу. Там теперь неправдоподобно тихо. Время остановилось. Особенно — для велосипедиста.
Мужчина исчезает, малыш сидит, не шевелясь и почти не дыша, пока его отец убеждается: спешка закончена, сегодняшняя встреча отменяется, как и много чего еще. Поскольку, весь мир полетел под откос, словно паровоз.
Наконец, мужчина возвращается на водительское место, но не занимает его целиком. Тяжело опускается на сидение, оставив левую ногу снаружи, на улице. Во рту догорает сигарета. Взгляд упирается в приборную панель. Он избегает смотреть на малыша.
— Сынок, сейчас за тобой приедет мама… а я… я буду чуть позже… вечером, хорошо?..
Молчание. Глубокая затяжка.
— Сынок, я тебя люблю. Извини…
Последнее слово ледяным кнутом бьет ребенка изнутри. Что за «извини» от папы? Такого не бывает. Случилось что-то очень страшное. Что-то гораздо более реальное, нежели странная тень, под сенью которой брели неправдоподобные черно-белые люди.
Глаза малыша щиплют слезы, ему хочется плакать, но, не получается. Может потом, когда приедет мама.
— Я тебя тоже люблю, папочка…
Отец поворачивается к сыну, пытается ободряюще улыбнуться ему, однако губы выходят из-под контроля, улыбка кажется нарисованной. В голове мужчины крутится одна фраза, он твердит ее, как колдун заклинание:
Господи, пожалуйста, только бы этот маленький паразит выжил… пусть он выживет… Ну пожалуйста, пожалуйста…
Водитель вытаскивает очередную сигарету из пачки, подкуривает от тлеющей предыдущей. Остается еще десять или около того. Где-то на полчаса. Не больше.
***
Я просыпаюсь в палате. Несколько мгновений мне кажется, будто ноздри щекочет аромат сигарет. Наверное, оттого, что я еще сплю, где-то примерно наполовину. Пытаюсь представить его лицо, вспоминаю лишь густые усы, да страх в глазах, когда он навещал меня позже в больнице. Страх, сквозивший через притворное, а потому приторное заискивание. Пробую выудить его имя, но оно — похоронено глубоко под завалами памяти, мне — не докопаться.
Или я его никогда не слыхал… Может, мне его просто не называли.
А зачем? Имя человека, который чуть было меня не убил…
Но ведь, не убил же? И потом, он же не нарочно.
Так точно.
Втягиваю воздух носом, чтобы определить, в палате действительно накурено, или дым — пришелец из подсознания. Мне трудно сказать наверняка, все же склоняюсь ко второму. «Летучий голландец» из мира запахов.
Странно. Я никогда еще не видел аварию глазами его сына, да и не мог, это понятно видеть. Значит, все это проказы воображения, шалости подсознания, разве не так? Я знал, что в машине был малой, мальчишка лет пяти, мне кто-то об этом рассказал.
Да уж. Игры разума.
Уже вполне проснувшись, возвращаюсь к деталям сна. Как пловец, вынесенный шипящей волной на берег, но не спешащий покидать океан. Здесь, у линии прибоя, вполне может обнаружиться нечто интересное. Обломки кораблекрушения с названием корабля, а то и запечатанная воском бутылка с посланием, как знать? Что или кто может претендовать на такую роль? Не взвинченный мужчина, все взрослые одинаковы, когда куда-то спешат по делам, представляющимся им архиважными. Не пацаны-велосипедисты, которых он хотел обогнать, суть случившегося не была для меня секретом и до сна. Продвигаюсь не мешкая, но и без излишней спешки, внимательно глядя по сторонам, пока перед глазами не оказывается странная тень, опустившаяся на землю за считанные мгновения до аварии. Небо было безоблачным, в этом я готов поручиться. Солнце светило, как в солярии, не скупясь на фотоны и кванты, или из чего там сотканы его лучи… Более того, из тени показались человеческие силуэты, размытые косыми струями дождя. Людей было много, и, с учетом вооруженных конвоиров, это было все что угодно, но только не кросс, приуроченный ко дню физкультурника… Тогда, что это было, а, точнее, кто?
Да галлюцинация, естественно. Или твоя, или малого, разве что дурак возьмется выстраивать логические построения, основываясь на информации, почерпнутой во сне. Это ж прямо из библейской притчи о человеке, вознамерившемся построить дом на песке…
Так-то оно так, только Госпиталь успел приучить меня, случайностей в его коридорах не случается, даже если допустить, будто сами коридоры лежат в голове, порожденные серым веществом извилин головного мозга.
Хорошо, попробуем зайти с другой стороны. Малыш действительно увидел нечто, что именно, пока не станем уточнять. Вопрос номер два, а как насчет водителя? Мне трудно судить. Если не считать, что он несся по городу, как угорелый, в остальном его поведение — в рамках. Вздрогнул за мгновение до аварии, но, кто его знает, может, его сынишке померещилось? Или это произошло в первые секунды после наезда, тогда немудрено. Все слишком расплывчато.
На дороге были призраки. Взрослый человек не способен видеть их, в отличие от ребенка, — доносится из тех уголков подсознания, где частенько околачивается внутренний голос. — Те самые призраки, которых заметил ты. Просто у мальчишки в салоне оказалось чуть больше времени, чтобы их рассмотреть, кроме того, он был младше тебя в два раза…
Да не мог он видеть никаких привидений через призрачную дверь, поскольку ни первых, ни второй не бывает в природе.